– Тяжело дышит. Стонет.

– Бедная девочка, – в тон ей сказала Наташа. – А ведь Сережа ничего не знает. Летит где-то и в мыслях не держит, что дочь так мучается. Хоть бы узнать, где он сейчас находится. Неужели за пять дней нельзя долететь до Москвы?

– А ты позвони в аэропорт, – посоветовала мать.

– Звонила уже три раза.

– Еще позвони.

Наташа подошла к телефону, стоявшему на тумбочке, и набрала нужный номер. Едва объяснила свою просьбу, как в трубке послышался вопрос: «Какой номер маршрута?»

– Не знаю, – ответила Наташа. – Мне известно одно: самолет вылетел пять дней назад.

Она хотела еще что-то сказать, но прикусила губу и опустила трубку.

– Не хотят говорить? – спросила Анастасия Харитоновна.

– Номер маршрута нужен, – морщась, ответила Наташа. – А я не знаю. В телеграмме ничего о маршруте не сказано.

– Не волнуйся, утром еще позвонишь. Придут начальники, разберутся.

– Как же не волноваться? Это не земля, а воздух…

Из спальни донесся тихий плач ребенка. Наташа вздрогнула и на цыпочках побежала в тускло освещенную синей лампой комнату. Склонившись над кроватью, она легонько припала ухом к груди дочери. Горячее тело часто вздрагивало, точно на него падали брызги ледяной воды.

– Пора вливать пенициллин, – сказала Наташа, посмотрев на часы, лежавшие на столике рядом с ночной лампой.

Анастасия Харитоновна жалостливо всплеснула руками:

– Опять колоть! Не могу я видеть.

Она вышла в столовую. А Наташа взяла со спинки стула белый халат и стала надевать его, затягивая зубами на рукавах тесемки.

На улице по-прежнему шумел ветер, хлестал по стеклам дождь, и с какой-то назойливой тоской скрипело на крыше железо.

К утру Людочка заснула, дыхание стало более ровным. Наташа тоже заснула на диване, забыв даже сбросить белый халат. Ей снилось, что прилетел Сергей, вошел в столовую в меховом костюме летчика, в сапогах, похожих на унты. Первой бросилась к нему Людочка, потом Володя. Сергей посадил их на плечи. Лицо его сияло. Оно будто говорило Наташе: «Иди, чего же ты сидишь». Наташа хотела протянуть руки, но они почему-то не слушались, висели как чужие. Какая-то непонятная холодная тяжесть сдавливала все ее тело. Даже не было сил, чтобы пошевелиться. С трудом вздохнула, крикнула: «Сережа!» – и сразу проснулась.

Перед ней стояла мать с беспокойным лицом.

– Ты чего кричишь? Заболела? – спросила она испуганным голосом.

Наташа села, поджав под себя ноги.

– Ой, мама, сон видела.

И она рассказала все по порядку.

– Это хорошо, – уверила ее Анастасия Харитоновна. – Если зашел в столовую, значит, непременно гость будет.

– Близкий? – спросила Наташа. В другое время она бы махнула рукой, посмеялась: «Оставь, мама, свои предрассудки». А сейчас ей было приятно слышать волнующие слова о близком госте.

Поговорив еще немного с матерью, Наташа снова позвонила в аэропорт. На этот раз она спросила как можно спокойнее:

– Скажите, пожалуйста, с востока самолеты идут без задержки?

Мужской голос так же спокойно ответил, что бывает всякое, что дать точный ответ можно лишь, зная номер маршрута.

Наташа опустила трубку и долго сидела, не снимая с нее руки. Губы ее вздрагивали. Под ресницами поблескивали слезы. Анастасия Харитоновна хотела что-то спросить у дочери, но только покачала головой и вышла на кухню.

Прошло еще три дня. Людочка стала понемногу поправляться. От Сергея же не было никаких вестей. Наташа сама дважды ездила в аэропорт, объясняла положение, показывала телеграмму, и каждый раз ей отвечали: «не волнуйтесь, вероятно, задержался из-за плохой погоды». Но разве могли успокоить ее эти слова?

То ей представлялось, как подхваченный бурей самолет одиноко блуждает в густых серых облаках и никак не может из них вырваться. То вдруг чудилась длинная полоса черного дыма над лесом. То что-то еще более страшное. Она ругала себя за такие мысли: «Какая же я глупая, терзаю сердце разными пустыми выдумками». Но избавиться от них не могла.