Видно чувствовал дед Василь, что не увидит больше внука. А бабушка отнеслась к отъезду потомка совсем спокойно. Она в компании других женщин шла на работу в поле с граблями на плече. Кто-то подтолкнул ее, чтобы обратить внимание на удаляющуюся по улице телегу. Она весело помахала рукой, не прерывая разговора. А вот спустя много лет, когда Игорек снова навестил родину отца, бабушка, провожая его на автобус, долго стояла на остановке, махая на прощанье одной рукой и вытирая другой слезы платочком. Игорек долго смотрел через заднее стекло автобуса, пока силуэт бабушки с поднятой рукой не превратился в точку. Они тогда виделись в последний раз.

И вот Игорек снова в Москве. Приехали ближе к ночи, и возник вопрос с ночлегом. В те времена при каждом вокзале была так называемая “комната матери и ребенка”, но там свободных мест не было. Валентина Ивановна была в растерянности, Игорек капризничал – хотелось спать. Выручила какая-то женщина. Она отозвала Валентину Ивановну в сторону и сказала, что у нее есть талон или пропуск, или что-то там еще, что разрешало ей получить место (кровать) в комнате матери и ребенка, но нет ребенка. Она предлагала взять на ночь Игорька – хоть ребенок хорошо с удобством выспится. Валентина Ивановна с радостью согласилась. Они с женщиной научили Игорька называть эту тетеньку мамой, чтобы подлог, чего доброго, не раскрыли и, не дай бог, не выгнали бы обманщиков на улицу. Комната матери и ребенка находилась на первом этаже. Это было большое помещение с множеством железных кроватей с белоснежным бельем, на каждой из которых расположилась женщина, каждая со своим чадом. Многие уже спали.

Утром выспавшийся Игорек сидел у раскрытого окна и разглядывал прохожих. И тут он увидел Валентину Ивановну, идущую прямо на него. Забыв со сна о вчерашней договоренности, он радостно заорал во все горло: “ Мама!”. Все находящиеся рядом женщины, сразу поняв, в чем дело, набросились на временную “маму” Игорька, совершившую по тем временам неблаговидный поступок. Поднялся скандал, кто-то уже звал милицию. Но с улицы вдруг раздались крики:

– Немцы! Немцы!

– Где немцы?

– Там, на путях!

Валентина Ивановна, таща Игорька за руку, потянулась туда, куда шли все.

Там на путях стояли теплушки. В раскрытых широких дверях товарных вагонов сидели и стояли странного вида люди в одежде темного грязно-зеленого цвета с землисто-серыми лицами. Игорька удивило то, что они, эти немцы, хотя и не совсем, но все же были похожи на людей, и вовсе не такие, как на плакатах, в газетах: с собачьими мордами, с рогами, когтями. Немцы сидели и стояли молча, почти не шевелясь, уставившись в одну точку, каждый в свою, неподвижным взглядом. Люди, собравшиеся вокруг, тоже молчали. Большинство из них, скорее всего проезжие, как и Валентина Ивановна с Игорьком, в первый раз видели живых немцев и подолгу не отходили, думая каждый о своем, но все же об одном. Каждый потерял хоть кого-то из близких на войне: Игорек – отца, Валентина Ивановна и отца, и сестру, и брата и других. Может быть, кто-то из тех, что сейчас в вагоне, и убил родного, близкого, друга, любимого того, кто смотрит сейчас на этих пленных.

И на этот раз в Москве не обошлось без приключений. Никаких дел у Валентины Ивановны здесь не было и, чтобы убить время до отъезда, она с Игорьком бесцельно ходила по городу, волоча его за руку. Игорек зачем-то подбирал окурки и совал их в карман. Заметив это, мать вытряхивала карманы, но они снова пополнялись. Так они попали на ближайшую толкучку, где продавалось все, что угодно. Вдруг Валентина Ивановна резко остановилась – из ее дамской сумочки прямо в руку сыпались семечки, которые она только что купила на рынке. Рука провалилась в разрез сумочки снизу. Но ничего взять не успели, только сумочку жалко.