Люди тогда были другие.

В Москву поезд прибыл утром. Игорек во все глаза смотрел по сторонам на огромный город. Его в нем все поражало: трамваи все были красные, тогда как в Ярославле они все были зеленые; а когда ехали на трамвае, Игорек, помня, как ребятишки, подбирая разные камушки, некоторые с маленькими блестящими точечками, видимо, гранит, называли драгоценными, заорал во все горло:

– Мама, мама смотри! Дом из драгоценного камня! – Чем рассмешил всех в трамвае. На улице было очень много разных машин, сколько Игорек никогда не видел (в Ленинграде он был слишком мал, чтобы помнить).

А когда ехали в метро, он устроил концерт. Спускаясь на эскалаторе, Игорек обратил внимание на большие, какие были тогда, зубцы, под которые уходили складывающиеся ступеньки эскалатора, и подумал, что они очень опасны – если нога туда попадет, то ее отрежет. Да еще Валентина Ивановна перед выходом из метро, видимо не подумав, решила предупредить его об опасности, грозящей от страшных зубцов. Вот тут-то Игорек наотрез отказался идти на эскалатор. С обремененными котомками руками мать никак не могла справиться с сыном, который упирался и громко орал. Какой-то мужчина, поняв в чем дело, взял Игорька на руки и взошел с ним на ступени, но держал его так недолго, опустив на ступеньки еще до половины пути. Успокоившийся было Игорек, посчитал себя коварно одураченным, чего он больше всего не любил, и завопил с новой силой, да так, что все на эскалаторе повернулись, вытянув шеи, в его сторону: “что там такое страшное случилось?”.

В Москве у Валентины Ивановны проживал ее дядя Григорий Лаврентьевич, младший брат деда Ивана, который когда-то давно обещал взять племянницу к себе в Москву учиться, как только она закончит школу. Но по каким-то причинам так не случилось – видимо, что-то там не сложилось. Адрес этого дяди Валентина Ивановна помнила. И она решила навестить дядюшку, раз уж довелось быть в Москве. Игорек помнил, как они позвонили в дверь квартиры, которую нашли не сразу. Открыла незнакомая, немолодая уже женщина, а, узнав, кого им нужно, молча закрыла перед ними дверь. Валентина Ивановна растерялась, но все же, поразмыслив, решила узнать: “В чем же дело? Может, ошиблась адресом?”. После нескольких настойчивых звонков вышла та же женщина и почему-то шепотом, оглядываясь зачем-то назад, сказала:

– Уходите! Уходите от греха! Нет их больше здесь – увезли. – Валентина Ивановна ничего не поняла, но больше звонить не стала. Они с Игорьком ушли. И только спустя много лет она узнала, кто и куда “увезли” ее дядюшку.

Перед войной Григорий Лаврентьевич работал Главным бухгалтером большого московского завода. Началась война, и в столице была неразбериха: через город шли беженцы, гнали колхозные стада коров и др. Находились такие, кто пользовался беспорядком, чтобы поживиться.

Люди тогда были другие, но не все.

Директор завода задумал какие-то махинации (с колхозными коровами и заводскими станками, предназначенными для эвакуации) с большим для себя наваром и предложил участвовать в этом деле Григорию Лаврентьевичу, так как не мог обойтись без подписи Главного бухгалтера. Тот отказался участвовать в аферах. Директор перепугался и прибег, как это было тогда нередко, к помощи “органов”, то есть “настучал”. Вот так той же ночью Григория Лаврентьевича и “увезли”. Его выпустили только в Хрущевские времена.

Дальнейшее по Москве Игорьку не запомнилось. У него возникли другие проблемы – заболело ухо. И когда они с матерью уже прибыли для отъезда на вокзал, в ухе так стало колоть, что он стал кричать от боли на полную катушку. Кто-то привел доктора, который отвел Игорька в привокзальный медпункт. Доктор взял шприц и что-то там проколол в ухе. Было больно, но не очень. Зато сразу все прошло.