Такие простые слова. И такие важные. Светлана вдруг поняла, что сама не смотрела на свои картины по-настоящему уже много лет. Боялась смотреть.

– Они удивительные, – сказала София, разглядывая этюды. – Живые.

Светлана моргнула:

– Живые?

Светлана смотрела на девушку, и что-то переворачивалось у неё внутри. Как будто та юная художница с берега реки, которая умела видеть закаты, вдруг проснулась и потянулась к солнцу.

– Заходи, – сказала она, игнорируя предупреждающий взгляд мужа. – Я как раз собиралась чай пить.

За чаем София рассказала, что готовится к поступлению в архитектурный. Что родители настаивают на экономическом. Что она прячет альбом с рисунками под кроватью, как другие прячут дневники.

– А можно посмотреть? – спросила Светлана.

И София побежала за альбомом.

Через полчаса кухонный стол был завален рисунками – и старыми Светланиными, и новыми Софииными. Они говорили о перспективе, о композиции, о том, как свет меняет цвет предметов. Павел несколько раз заглядывал на кухню с озадаченным видом, но его не замечали.

– А вы правда пойдёте на курсы? – спросила София, когда часы показали почти полночь.

Светлана открыла рот, чтобы сказать "нет, что ты, это глупости". И вдруг услышала свой голос:

– Да. Пойду.

Этой ночью она не могла уснуть. Лежала, смотрела в потолок и думала о том, сколько лет запрещала себе мечтать. Потому что "надо быть серьёзной". Потому что "время уже ушло". Потому что "что люди скажут".

А наутро купила себе альбом для скетчей. Самый простой, в мягкой обложке. Положила в сумку и поехала на курсы.

Через три месяца в их квартире пахло краской, скипидаром и счастьем.

Павел сначала ворчал, потом смирился, а потом как-то незаметно начал гордиться. Особенно когда Светлана нарисовала его портрет – она сама не ожидала, что получится так похоже.

– Знаешь, – сказал он однажды вечером, разглядывая её новую работу, – а ведь ты другая стала. Живая какая-то.

"Живая". Как тогда сказала София.

А ещё через месяц случилось то, чего никто не ожидал. К Светлане подошла соседка с первого этажа:

– Слушай, я тут слышала, ты рисовать учишься… Может, с моей дочкой позанимаешься? А то в художественную школу не берут, говорят, поздно уже…

И понеслось.

Сначала одна ученица. Потом вторая. Потом София привела своих друзей. Потом кто-то рассказал знакомым…

– Нам нужно помещение побольше, – сказал как-то Павел, глядя, как в их гостиной умещаются уже шесть мольбертов. – Я тут присмотрел одно… В соседнем доме, где раньше была библиотека. Недорого просят.

Светлана замерла с кистью в руке:

– Ты серьёзно?

– А что? – он пожал плечами. – Раз уж моя жена решила стать Репиным в юбке…

Она рассмеялась и запустила в него тюбиком с краской.

Теперь у Светланы своя маленькая художественная студия. На стенах – работы учеников. На подоконниках – горшки с цветами (потому что "художник должен уметь рисовать с натуры"). В углу – тот самый этюд с закатом, который она нашла на антресолях.

А ещё у неё есть правило: она никогда не говорит своим ученикам слово "поздно". Потому что для мечты не бывает "поздно". Бывает только "время пришло".

И каждый раз, когда кто-то говорит "я уже старый для этого" или "что люди скажут", она достаёт ту старую папку с тесёмками и рассказывает свою историю. О том, как однажды открыла антресоли и выпустила на волю свою мечту.

А в художественный салон она теперь ходит, как в парфюмерный бутик – нюхает краски, перебирает кисти, любуется мастихинами. И каждый раз покупает что-нибудь новенькое.

Потому что имеет право.

На творчество.

На мечту.

На жизнь, пахнущую краской и счастьем.