Бывший учитель физкультуры Павел Николаевич относился к уборке как к особому виду спорта. "Так, командная работа!" – говорил он каждую субботу, и Светлана иногда гадала, не достанет ли он однажды свисток.

– Может, не стоит? – он выглянул из-под дивана, и в его голосе прозвучала странная нотка беспокойства. – Там же только старьё.

Но Светлана уже решилась. В конце концов, ей сорок два года, у неё высшее педагогическое образование и двадцать лет стажа преподавания МХК. Она не может бояться каких-то там антресолей.

Первыми появились зимние сапоги (купленные "на всякий случай", но так ни разу и не надетые), потом старые журналы "Художник" (выписывала по привычке ещё год после того, как ушла из школы), потом…

– Ох.

Папка. Старая, потёртая папка с тесёмками. На углу выцветшая надпись: "Этюды. Лето 1999".

Светлана села прямо на пол, не обращая внимания на идеально вычищенный паркет. Развязала тесёмки. И мир вокруг внезапно наполнился запахом масляных красок, летнего дождя и чего-то такого пронзительно юного, что защемило сердце.

Акварельные пейзажи – неумелые, но искренние. Наброски углём – торопливые, живые. И масло… Она помнила этот закат. Помнила, как сидела на берегу реки, забыв про комаров и время, пытаясь поймать то особенное состояние неба, когда оно словно плавится от собственной красоты.

– Света? Ты чего там затихла? – голос мужа вернул её в реальность.

– Паш, смотри, что я нашла! – она протянула ему папку с таким видом, будто нашла сокровище. Впрочем, для неё это и было сокровище.

Павел осторожно взял рисунок:

– Это… твоё?

– Ага! Представляешь, я же собиралась поступать в художественное. Помнишь, я рассказывала?

– Но ты выбрала педагогический, – в его голосе прозвучало что-то похожее на облегчение. – И правильно сделала. Какое творчество в наше время? Нужно думать о стабильности.

Светлана посмотрела на свои руки – они были в пыли от старой папки. Когда-то эти руки умели держать кисть. Умели смешивать краски. Умели создавать…

– А знаешь, – сказала она вдруг, сама удивляясь своим словам, – я видела объявление. Про курсы живописи в центре творчества. Для взрослых.

Павел застыл с таким видом, будто она сообщила, что собирается полететь на Марс. Верхом на единороге.

– Света, тебе что, заняться нечем? – он нервно одёрнул футболку. – У нас ипотека, ремонт на кухне, да и вообще… Ты в своём уме – в сорок два года краски покупать?

Краски. При этом слове что-то дрогнуло внутри. Она вдруг так ясно почувствовала их запах, будто только вчера стояла в художественном салоне, выбирая свой первый набор масла.

– А что такого? – Светлана провела рукой по старому этюду. – Вон, Марина из третьей квартиры рассказывала, что…

– Марина молодая! – перебил Павел. – А ты… ты же серьёзный человек. Педагог. Была завучем…

"Была". Это слово упало между ними, как камень в воду. Да, была. А потом ушла, потому что устала от бесконечных отчётов, от системы, от того, что приходилось учить детей не искусству, а правильным ответам на тесты.

– Знаешь, – сказала она тихо, – а может, именно потому, что я была завучем, мне и нужно что-то… другое?

Павел смотрел на неё так, будто впервые видел. Может, так оно и было.

– Света, – он присел рядом с ней на пол, – ты что, серьёзно? Это же… несолидно. Что люди скажут?

"Люди". Светлана вдруг представила этих абстрактных "людей" – как они стоят вокруг, качают головами и цокают языками: "В её-то годы… С её-то положением…"

И тут в дверь позвонили.

На пороге стояла высокая девушка лет семнадцати с копной рыжих волос:

– Здравствуйте! Я София, живу этажом выше. Простите, что вот так врываюсь… Я шла мимо, а у вас дверь приоткрыта, и я увидела картины… – она замялась. – Понимаете, я тоже рисую. Точнее, пытаюсь. И когда увидела ваши работы… Можно посмотреть поближе?