Оксана сосала латук и плакала, сидя на крыше. Душой ближе к Богу.

За всё время существования Оксаны мужиков у неё было ровно двадцать. И двадцать тризн справила Оксана, поглощая овощи, фрукты, мясо, молоко, дорогие вина, шоколадки, леденцы, колбасы, пироги, помидоры, варенье, груши, креветки и даже – однажды – вяленую лягушку.

Долгое время Оксана жила одна. Душа истомилась, но самое главное – чертовски захотелось есть. На одной воде и хлебе долго не вытянешь.

И Оксана столкнулась с проблемой: не ощущая себя разбитой и брошенной, есть она не могла. Конфета во рту стыла маслянистой корочкой. А вино тут же исторгалось наружу бурлящими потоками.

Сон не шёл. Оксана размышляла…

Если бы взяться за того старого слесаря… Да груши с уткой что-то не манят. Хотя слесарь бы в квартире порядок навёл. Но утку Оксана уже ела, а груши давно стали символом сорока дней без мужских ласк.

Может быть, списаться с одноклассником Мишей? Он ей давненько оставляет провокационные замечания под каждой фотографией в интернете. Но одноклассник вызывал скабрезные ассоциации с сухариками и кроличьей лапкой. Оксана поймала себя на мысли, что лапки самого одноклассника кажутся ей более привлекательными в гастрономическом аспекте, нежели кроличьи. А сухарики жёсткие.

Оксана стала думать от обратного. Чего бы ей хотелось? Может быть, шампиньонов по-фламандски? Выдержанного коньяка или… О! Конина с луком, запечённая в духовом шкафу! Нет. Конины не хочется, да и жить ради этого полгода с учителем физкультуры тоже. Так что вариант отпадает.

А чего хочется? Есть хочется. А чего есть? Вроде бы, всё просто – бери и ешь. Ан нет, без мужика в качестве аперитива – никак. Не естся.

Оксана ходила по улицам и сглатывала слюнки, завидуя проходящим мимо парам. Мороженое с молочными сосисками, паста с куропатками, лазанья с цыплёнком табака, жареные бараньи яйца с камбалой – проплывали перед ней всевозможные вариации обедов и ужинов, завтраков и полдников. Но, увы, кто-то другой будет заедать свои печали и страдания такими вот вкуснотищами.

Спустя месяц голодания и отсутствия компромиссов Оксана увидела, как к ней в окно ввалился ангел.

– Ну что, Оксана! – улыбнулся он. – Полетели. Духом святым будешь сыта ты каждый день твоей новой жизни. И поверь, этот мужик никогда не бросит.

Оксана вспорхнула на подоконник и полетела кушать.

Дверь раздражённо хлопнула. В пропахшее клеем и мыслью пространство ворвалась Аня, старший руководитель отдела. Все присутствующие исполнились ароматами и заблагоговели. Аня фурией пронеслась по залу, поднимая в воздух вихри газетных вырезок.

– Аня… – прошептал побледневший столяр Серёжа и попытался упасть в обморок.

– Это что? Это что? – тоненько закричала Аня, схватив одной рукой Сергея за шиворот, а второй размахивая перед лицом несчастного огромным листом с растёкшейся надписью «План». Витиеватая закорючка, заканчивающая надпись, вызвала в столярской душе какие-то болезненные воспоминания, и бедняга страдал.

– Аня… – ещё раз прошептал Серёжа и уставился взглядом куда-то в область декольте старшего руководителя. Во входную дверь громко постучали, но даже этот звук не вывел столяра из состояния созерцательной прострации.

Аня подскочила к Юре, ответственному суициднику отдела. Убедилась, что Юра пока жив, вопреки его клятвенным заверениям, что это в последний раз.

– Юра! У нас сегодня приезжают дети! Дети, Юра! Вагон с детьми приезжает, Юрочка! Вагон с детьми! В полдень! А у вас конь валялся, Юра? Конь, спрашиваю, валялся? Где куклы? Где инвентарь, антураж, декорации? Юра, ты слышишь меня, Юра?