и просветом пронзительно-синим
открывался воздушный простор,
мир незыблемых красок и линий,
снежных гор чёрно-белый узор.
Как вода, утекала беда
из ладоней, немевших от боли,
а вдали задыхались в неволе,
и в разлуке с тобой города,
где, не помня ни роз, ни сирени,
тёмно-пыльный асфальт площадей
провожал полусонные тени
обречённо спешащих людей.
Но текли первородным вином
время ветра, пространство заката,
и река, повечерьем заклята,
догорала в котле ледяном,
отдавая осеннюю негу,
принимая любви наготу,
улыбаясь холодному небу
и распадкам в лилейном цвету.
А тропа уводила назад,
в окаймлённую чащей долину,
и выбеливал мокрую глину
провожавший тебя снегопад…
Осыпались разлуки страницы,
золотые листы в седине,
и во сне задрожали ресницы —
это вспомнила ты обо мне.

Миро

Леониду Колганову

На губах синайский мёд,
корка хлеба на ладони,
а под сердцем тает лёд,
да храпят хмельные кони!
Под висками бой копыт,
и набат в грудинной клети,
и душа уже не спит
на рассвете в Назарете.
В полведра глоток судьбы
до звезды на дне колодца,
до петли и до сумы —
на колени, и клянётся
белым платом бересты,
звёздным ковшиком зенита,
да крамолой красоты
громозвучного гранита,
со струны срывая страсть
прямодушием пророка…
Только б сердцу не упасть
с высоты любви и рока!
Окна настежь, дверь с петель,
ослепительные муки,
и позёмкою – постель,
и кольцом – родные руки!
И туманятся глаза,
словно слёзы оросили
вековые образа,
воплощение России…
Это плач сосновых плах,
откровение – в отраде!
Это миро на губах
на закате в Цареграде.

Людмила Мальцева

Спать уходит день уставший,
Укрываясь синим пледом.
И становится вчерашним
Разговор наш за обедом.
Пробежит ещё неделя,
Превратится он в давнишний,
И слова, что так летели,
Станут в настоящем – лишнем.
Так зачем ругаться, милый,
Если время всё стирает?
За окошком чёрным углем
Ночь тихонько догорает.

Александр Козлов

Спешу к тебе

Какие могут ждать искусы
В ночи, когда,
Из фонарей рассыпав бусы,
Спят города,
Когда состав во мрак стеклянный
Летит стрелой,
Когда храпит попутчик пьяный
Над головой…
Но, словно крылья обретаю —
Какая блажь! —
Рукой взволнованно хватаю
Свой карандаш…
Опять диктант колёс вагонных
Пишу в купе.
Опять сквозь грусть ночей бессонных
Спешу к тебе.

Екатерина Пономарёва

Жар страсти

Когда пылает женщина в огне
великой страсти, разум отступает.
Она безумства совершать желает,
не думая о Долге и Вине.
Мужчины цель, не потушив пожар
её любви, дать не сгореть обоим.
Лишь нежным облаком заботы и покоя
чуть охладить ЕЁ души мятежной жар.

Любовь не любит пышных фраз

Любовь, не любит пышных фраз,
не терпит бурных излияний.
Милей ей тихие шептания
украдкой, в полуночный час.
Не нужно буйство ей цветов,
довольно скромного букета…
Ей песнь важна, не та, что спета,
а что исполнена без слов.

От фраз пустых не разгорится сердце

От фраз пустых не разгорится сердце.
И пульса ритм не участиться. А душа
застынет. Все старания умельца
красиво льстить, не стоят и гроша
пред пылким взглядом, страстью опаленным,
пред яркостью внезапной бледных щек.
Ведь только истинно и искренне влюбленным
уста молчаньем сковывает Бог.

Ветки хризантем

Цветами нежными сирени
мелькнула юности пора.
И о любви, нам птицы пели
безлунной ночью, до утра.
Нас зрелость встретила чудесным
дыханьем розовых кустов,
манящим чувством неизвестным
и разговорами без слов.
Пора сирени в даль умчалась
и дивных роз коснулся тлен.
Но, в утешение остались
нам ветки белых хризантем.

Андрей Пучков

Жизнь

Шальную юность не успел остановить,
За ней и молодость промчалась вмиг стрелой,
И вот уж зрелость безысходностью грозит,
Виски упрямо покрывая сединой.
Но благодарен всё же я своей судьбе —
Господь всё сделал, чтобы не был я один: