Он поглядывает в её сторону, но она не отрывает взгляда от дороги. Он переходит на её обочину. Милка идёт впереди, он – за ней, ступая по её следам, как сапёр.

Рубашка выбивается у неё из шорт, которые плотно облегают её фигуру. Она оглядывается через плечо… и пускается бежать!

Он легко догоняет её. Милка, тяжело дыша, убирает со лба прядь волос и всматривается в него… протягивает ему руки. Он целует их и берёт в свои.

Милка обнимает его за талию, он её – за плечи. Так они идут к их пляжу, касаясь бёдрами.

– Тонка, лошадь опять здесь, – кивает она головой на противоположный берег.

И начинает раздеваться: рубашку она снимает через голову, расстёгивает замок на шортах – и они падают к её ногам.

Он тоже раздевается и подходит к ней.

Милка обвивает его шею одной рукой, другой зарывается в его густых выгоревших волосах… и замирает.

Лошадь с той стороны жуёт траву и смотрит на них.

«Интересно, о чём думают лошади?»


– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —


Кто-то сказал: когда тебе хорошо, ты никогда не думаешь, что где-то кому-то плохо.

Когда тебе плохо, ты думаешь: где-то кому-то хорошо…


– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —


Первый день весны…

(ну и что же!?)

Это ни на что не похоже!

Первый день после зимы…

А что, обязательно весны?

Может, за зимой ещё что-то есть,

Может, последняя зимняя месть,

Когда распускающиеся почки

Вдруг начинает морозом есть.

Когда не нужен

Ни крестный ход,

Ни сам крест.

Зима окрест.

И до весны

Ещё, бог весть,

Сколько дней пути.

Но к ней —

Рано или поздно —

Дойдёшь даже ты.

Хотя,

Возможно,

И не по праву.

Придумали же весну!..

Как забаву.


– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —


Милка ложится на спину и закрывает глаза.

Антон уходит. Возвращается с целым букетом земляники: она – то бледно-розовая, то бордово-красная. И сама тает во рту.

Милка приподнимается на локтях и берёт губами ягоды. Губы её краснеют, на них блестит сок. Одна капля срывается и падает ей на грудь.

– Милка, можно я тебя поцелую? – смотрит он на эту каплю.

– Тонка, – улыбается она и, убрав локти, опускается на полотенце.

Не разрывая поцелуя, они перекатываются несколько раз, скатываются с полотенца. Она оказывается на нём. Он убирает руки – и она вжимается в него.

По небу несутся прозрачные облака. Солнце золотит их и наполняет ветром. А ещё выше, над ними, какой-то огромный космический паук выткал покрывало из паутины и набросил его на голубое небо. А сам спрятался в чёрной дыре… Где ж ещё?!

– Это Чюрлёнис! – шепчет Милка. – Интересно, в его время небо было такое же?

Они поднимаются разом и садятся друг против друга на колени.

Она закрывает грудь руками. Он берёт их и отводит в стороны.

…И вдруг она обвивает его шею и, пряча лицо, шепчет горячо ему в грудь :

– Лошадь!.. Она всё время смотрит на нас.

– Господи, зачем ты такая, Милка?

– Какая, Тонка, ну, какая я?

– Зачем мы с тобой здесь встретились? – взяв её за плечи, смотрит он ей в глаза.

– Какая я, какая, Тонка?..Мне с тобой очень, очень хорошо!

По небу проплывает большое светлое облако, подсвеченное снизу заходящим солнцем.

– Давай, сядем на него и уплывём далеко-далеко, где будем только ты и я, я…и ты. И никого, никого, никого больше!

– Давай…

– Тонка, ты совсем, как я, только у тебя бёдра уже, – разглядывает она его.

– Нет, я – хуже, но ты – со мной.

– С тобой, Тонка…

Возвращаясь, они выхрдят на небольшую поляну среди молодых сосен. В центре – ровный прямоугольник серого мрамора, а над ним возвышается крест из обожженного дерева. Полукругом – могилы поменьше. На них – полузасохшие цветы. Возле креста – упавший стакан со свечой.