Он поглядывает в её сторону, но она не отрывает взгляда от дороги. Он переходит на её обочину. Милка идёт впереди, он – за ней, ступая по её следам, как сапёр.
Рубашка выбивается у неё из шорт, которые плотно облегают её фигуру. Она оглядывается через плечо… и пускается бежать!
Он легко догоняет её. Милка, тяжело дыша, убирает со лба прядь волос и всматривается в него… протягивает ему руки. Он целует их и берёт в свои.
Милка обнимает его за талию, он её – за плечи. Так они идут к их пляжу, касаясь бёдрами.
– Тонка, лошадь опять здесь, – кивает она головой на противоположный берег.
И начинает раздеваться: рубашку она снимает через голову, расстёгивает замок на шортах – и они падают к её ногам.
Он тоже раздевается и подходит к ней.
Милка обвивает его шею одной рукой, другой зарывается в его густых выгоревших волосах… и замирает.
Лошадь с той стороны жуёт траву и смотрит на них.
«Интересно, о чём думают лошади?»
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
Кто-то сказал: когда тебе хорошо, ты никогда не думаешь, что где-то кому-то плохо.
Когда тебе плохо, ты думаешь: где-то кому-то хорошо…
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —
…
Первый день весны…
(ну и что же!?)
Это ни на что не похоже!
Первый день после зимы…
А что, обязательно весны?
Может, за зимой ещё что-то есть,
Может, последняя зимняя месть,
Когда распускающиеся почки
Вдруг начинает морозом есть.
Когда не нужен
Ни крестный ход,
Ни сам крест.
Зима окрест.
И до весны
Ещё, бог весть,
Сколько дней пути.
Но к ней —
Рано или поздно —
Дойдёшь даже ты.
Хотя,
Возможно,
И не по праву.
Придумали же весну!..
Как забаву.
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —
Милка ложится на спину и закрывает глаза.
Антон уходит. Возвращается с целым букетом земляники: она – то бледно-розовая, то бордово-красная. И сама тает во рту.
Милка приподнимается на локтях и берёт губами ягоды. Губы её краснеют, на них блестит сок. Одна капля срывается и падает ей на грудь.
– Милка, можно я тебя поцелую? – смотрит он на эту каплю.
– Тонка, – улыбается она и, убрав локти, опускается на полотенце.
Не разрывая поцелуя, они перекатываются несколько раз, скатываются с полотенца. Она оказывается на нём. Он убирает руки – и она вжимается в него.
По небу несутся прозрачные облака. Солнце золотит их и наполняет ветром. А ещё выше, над ними, какой-то огромный космический паук выткал покрывало из паутины и набросил его на голубое небо. А сам спрятался в чёрной дыре… Где ж ещё?!
– Это Чюрлёнис! – шепчет Милка. – Интересно, в его время небо было такое же?
Они поднимаются разом и садятся друг против друга на колени.
Она закрывает грудь руками. Он берёт их и отводит в стороны.
…И вдруг она обвивает его шею и, пряча лицо, шепчет горячо ему в грудь :
– Лошадь!.. Она всё время смотрит на нас.
– Господи, зачем ты такая, Милка?
– Какая, Тонка, ну, какая я?
– Зачем мы с тобой здесь встретились? – взяв её за плечи, смотрит он ей в глаза.
– Какая я, какая, Тонка?..Мне с тобой очень, очень хорошо!
По небу проплывает большое светлое облако, подсвеченное снизу заходящим солнцем.
– Давай, сядем на него и уплывём далеко-далеко, где будем только ты и я, я…и ты. И никого, никого, никого больше!
– Давай…
– Тонка, ты совсем, как я, только у тебя бёдра уже, – разглядывает она его.
– Нет, я – хуже, но ты – со мной.
– С тобой, Тонка…
Возвращаясь, они выхрдят на небольшую поляну среди молодых сосен. В центре – ровный прямоугольник серого мрамора, а над ним возвышается крест из обожженного дерева. Полукругом – могилы поменьше. На них – полузасохшие цветы. Возле креста – упавший стакан со свечой.