Элиза улыбнулась. На самом деле эта беременность давалась матери не так уж легко. Лодыжки угрожающе отекали, ее мучила одышка, стоило ей подняться по лестнице всего на один пролет. Это были знаки, по словам доктора ван Рутена говорившие о том, что младенец немалого размера давит на внутренние органы миссис Скайлер и затрудняет их нормальную работу. Пару недель назад она поднялась с дивана, пошатнулась и рухнула на него же в глубоком обмороке. Генералу Скайлеру этого было более чем достаточно: следуя инструкциям доктора, он настоял, чтобы с этих пор миссис Скайлер оставалась в постели до тех самых пор, пока не разрешится от бремени.

– Будет вам, мама, – сказала Элиза, отрезая солидный кусок черничного пирога и украшая его горкой взбитых сливок. – Вы, безусловно, крепкая женщина, но вот уже шесть лет как вам сор…

– Ах-ах, дитя мое, – оборвала ее мать. – Я, может быть, уже и стара настолько, чтобы прописать мне постельный режим, но не настолько, чтобы позволить называть мой возраст вслух, пусть даже в уединении будуара.

Элиза снова рассмеялась и передала матери блюдо с пирогом.

– Вы столь же красивы, как и в то время, когда я была совсем девчонкой.

И хотя миссис Скайлер обычно была довольно сдержанной, на этот раз ей не удалось полностью стереть улыбку с лица. Дородная женщина, на чьих пухлых щечках почти не было заметно морщин, испещрявших лица сверстниц, она на самом деле выглядела намного моложе своего так и не названного возраста.

– Но не столь красива, как три моих взрослых дочери, – заявила она, отламывая кусочек пирога. – Неужели ягоды все еще не отошли? – Она рассмеялась. – Как же я жду яблок и груш.

– Мы обобрали грядки практически подчистую. В этом году урожай был невероятно щедрым. Запасов нам хватит на всю зиму, а не до середины февраля, как в этом году, – с улыбкой заверила Элиза.

– Думаю, это связано не столько с размером урожая, сколько с количеством «едоков». Должна заметить, что сейчас у нас в доме необычно людно. – Мать отломила еще кусочек пирога. – Вы с полковником Гамильтоном уже задумывались, где устроитесь?

Элиза печально вздохнула, отчасти из-за мыслей о скором расставании с домом детства, отчасти из-за страстного желания наконец-то оказаться в собственном доме со своим мужем и зажить своей, самостоятельной жизнью.

– Мы только что говорили об этом с Анжеликой и Пегги. Полковник Гамильтон хочет получить официальную отставку, прежде чем что-то решит. Кое-кто настойчиво предлагает ему войти в правительство, когда война закончится, но, поскольку мы пока не знаем, где будет новая столица, нет даже представлений, где ему придется поселиться в случае согласия. Сам он предпочитает Нью-Йорк, где, по его словам, у молодого человека с его способностями больше всего возможностей заработать состояние. Мне тоже больше нравится Нью-Йорк. На мой взгляд, он слишком далеко от «Угодий», но не так недостижим, как, скажем, Филадельфия или какой-нибудь южный город.

Мать кивнула.

– Скайлеры и ван Ренсселеры жили на севере штата Нью-Йорк со времен прибытия сюда голландцев. Я никогда бы не подумала, что одна из моих дочерей будет жить на побережье, но, если среди нас есть человек, которому достанет спокойствия и выдержки наладить жизнь среди суеты и суматохи растущего города, так это ты.

– Вы так думаете? – с сомнением переспросила Элиза. Она посмотрела в окно, на расстилающиеся вокруг зеленые поля, усаженные рядами фруктовых деревьев, на луга с пасущимися на них овцами и коровами, на раскинувшийся над всем этим шатер ярко-голубого неба. – Я частенько чувствую себя деревенской простушкой. Жить в одном из, как их там называют, городских особняков? С кучей лестниц и комнатами, расположенными одна над другой? Все это так… непривычно.