МУХА: Чёрт не шутит.

SWAN: O, fuck!

LULU: Hi, МУХА! :)))

МУХА: Первые интересные мысли за всё время существования этого флуда. MURMUR, не хочешь ли пообщаться в особой конференции?

LULU: WAW!

MURMUR: Почему нет? :)

МУХА: Давай своё мыло. Сейчас сброшу пароли.

MURMUR: O. K.!

SWAN: Валите, валите…

Вчера Ярик, сосредоточённо скручивая второй «джойнт» за вечер, произнёс:

– Растаманы всё-таки устроились лучше всех.

– Почему? – лениво спросил Юра.

– Ну там… Православные раз в год хлеб едят и вино пьют… Ну типа Христос сказал: «Вино – кровь моя, а хлеб – тело моё». Ну и типа вкушайте и приобщайтесь…

– Это он так сказал? – Юра смотрит в монитор и изредка нажимает клавиши на клавиатуре.

– Ну да, – Ярик затянулся, – так или вроде того…

– И чё? – Юра взял дымящуюся самокрутку.

– Ну а растаманы вселили своего Джа в каннабис и постоянно его теперь вкушают. Приобщаются…

– И чё?

– Ну как «чё»? У них же теперь постоянная Пасха, баклан.

– Хм, точно…

Потом они молча курили потрескивающий «джойнт» и слушали музыку.

–… В Луганске, недалеко от вокзала, стоит памятник Ворошилову, – рассказывал через какое-то время Ярик. – Ну и сидит этот хрен на коне… с саблей вроде бы в руках… Ну для реализма, да? И для реализма же, наверное, скульптор не пропустил такую анатомическую подробность, как вооот такой вот болт, и вооот такие яйца у коня между ног.

– Ха, – сказал Юра, – вот, наверное, на что все посмотреть приходят.

– Наверное… Так вот. Недалеко от памятника – музыкальное училище. И вот, с тех пор как его построили, у студентов появилась одна замечательная традиция…

– На выпускной фотографироваться в обнимку с яйцами коня Ворошилова? – спросил Юра.

– Хуже. На Пасху возле памятника одно время даже милиционера ставили. Но не помогало…

– Что же они такое делали?

– На Пасху студенты пробирались к памятнику и, подождав, когда мент отойдёт отлить, поднимались на постамент…

– И чё?

– Чё-чё? Красили яйца коню Ворошилова гуашью, ясно? А на боку писали «Христос Воскрес», понял?

– Ха! – сказал Юра.

– Чё «ха»? Богохульство…

– А ты такой прям верующий, что ли?

– Да нет, вроде. Просто… Прикинь, если ОН действительно есть? – и Ярик ткнул пальцем в потолок.

– Кто? – спросил я.

– Великий Гудвин, – после продолжительной паузы ответил Юра и выкинул оставшийся от «джойнта» окурок в форточку.

* * *

Белого всё меньше. Снежное покрывало уже не такое ослепительное и бесконечное. Оно неумолимо тает в руках Весны, как когда-то кусочки снега таяли в моих ладонях. Маленькие, бурые островки снега исчезают практически на глазах. Ночью уже не темнеет окончательно. Небо становится тёмно-синим, а через час занимается рассвет. Это начало белых ночей. Как сказал Юра, скоро солнце вообще перестанет садиться и будет висеть в небе круглосуточно. Странно, даже не верится…

– Вот это, мля, будут настоящие белые ночи, а не та серая перда, которая в Питере!

Юра сплёвывает и затягивается сигаретой. Мы стоим на крыльце пожарного входа и провожаем Ярика, который собрался домой.

– Зато в Питере уже давно деревья зелёные, а здесь снег только недавно таять начал, – помолчав, отвечает Ярик.

– Ну и что. Тут деревьев один хрен нет. Зеленеть нечему. Мох, ягель и мох с ягелем…

Помолчали.

– Ну ты, давай, вдыхай запахи весны, озаряйся.

Это уже мне. Я стою и сосредоточенно дышу.

– На хрена? – спрашивает Ярик.

– Ну там… Вдохнёт запах родных полей, испытает неясные томления, а они разбудят спящий после контузии мозг.

Юра пожимает плечами:

– Ну или типа того…

– Хм… – Ярик щелчком отправляет окурок в полёт. – Ну-ну…

Такси должно было приехать несколько минут назад. Но его нет. Опаздывает. Поэтому мы продолжали разговор.