– Яблоко от яблони… – пробормотала тетка Надежда, собирая со стола грязную посуду.
У себя в комнате Галина вскочила на скрипучую металлическую кровать с шарами, простерла руки к избраннику и, завывая наподобие мхатовских актрис, начала декламировать:
– Может, мне лучше уйти? – жалобно вопросил Саша. – Неудобно.
– Читай! – приказала Галина.
вяловато, но громким, поставленным актерским голосом ответил Саша.
Тетка Надежда стукнула кулаком в дверь и завопила:
– Распишитесь сначала, бесстыжие!
Шла репетиция сцены «у балкона».
Галина стояла на двух больших кубах, обозначавших балкон, и с болью смотрела на усилия своего возлюбленного. Саша не тянул… он форсировал голос, злоупотреблял жестом, отбегал от балкона, снова возвращался к нему, закидывая голову, в общем, играл «трагедию».
Мрачный Арсеньев, спустившийся так низко в кресле, что его почти не было видно за режиссерским столиком, давно уже смотрел не на сцену, а в пол.
Саша закончил чтение монолога. Тяжело дыша, раскрасневшийся и донельзя довольный собой, повернулся к главному режиссеру:
– Как, Михаил Георгиевич… что скажете?
– Перерыв, – выполз из кресла Арсеньев.
У выхода из зала он повернулся. Начальник режиссерского управления встал, ожидая указаний, и указание последовало:
– Вводите Панкратова!
– И Андрееву! – крикнула с кубов Галина.
Арсеньев согласно кивнул:
– И Андрееву, разумеется.
– Разве я плохо играл? – кричал Саша, смачивая полотенце. – Что ты молчишь? Плохо?
Он с остервенением стирал с лица остатки «романтического» грима.
– Тебе надо работать, Сашенька, очень много работать! – пыталась успокоить его Галина.
– Разве я не хочу работать? – вскричал Русаков.
Дверь в гримуборную отворилась, и появившаяся голова Таисии трагическим шепотом спросила:
– Ну можно уже? Народ же ждет!
– Закрой дверь! – заорал Русаков.
Таисия поспешила выполнить просьбу.
– Пожалуйста! Я готов работать сутками! Но он же меня выгнал после первой репетиции! Это как тебе? Это работа? Вот посмотришь, с Панкратовым он год будет репетировать! Два! Сколько надо, столько и будет! А меня после первой же репетиции! И ты мне после этого говоришь – работать! – передразнил он Галину.
– Хочешь, я с тобой буду репетировать? – предложила Галина. – А потом покажем Арсеньеву.
– Ты? – переспросил Русаков, останавливаясь около нее и почему-то скручивая полотенце в тугой жгут.
– Я, – повторила Галя. – Что ж в этом такого? Мы в студии репетировали друг с другом.
– А почему не тетка Надя? – спросил Русаков.
– Потому что она ничего не понимает в театре и актерском мастерстве, – сдерживаясь, пояснила Галина.
– А ты понимаешь? – обрадовался Русаков.
– Я хочу тебе помочь, – закусив губу, чтобы не расплакаться, сказала Галина. – Понимаешь, – она встала и взяла возлюбленного за руку, – мне кажется, что Ромео счастлив от своей любви к Джульетте, удивляется этой любви, наслаждается своей возлюбленной как небесным созданием! А ты играешь опытного и искусного любовника, для которого главное – любым способом завоевать Джульетту. У Ромео не может быть эффектных жестов, трагического шепота, постановки головы! Он же не павлин, гордящийся своим хвостом! Он влюбленный! Наоборот, он скован, косноязычен, он смущен, но не выразить своего чувства любимой он не может! Любовь переполняет его!