Макс хмыкнул в свою брутальную бороду.

– А разве нет?

– Смешные, – отозвалась Катя.

– На самом деле, все со мной банально – в детстве я упал с велосипеда: руку сломал и подбородок расшиб. Крови было мало, а шрам остался – толстый, некрасивый. Я с тех пор мечтал – вырасту, отращу себе бороду, чтобы не пялились.

– Как ты запросто о своих слабостях, – рассеяно ответила Катя. – Хочу увидеть твой шрам.

То ли Макс не нашелся, что ответить, то ли захотел закрыть тему.

– Мы пришли.

То ли они и взаправду пришли.

Катя оглянулась. Они стояли на заднем дворе школы, под козырьком на небольшом битом крылечке рядом мусорными баками.

– А дальше что? Как мы попадем внутрь?

– Просто постучим, – улыбнулся в ответ Макс.

Прихватив крепче Катю одной рукой, другой он постучал довольно громко и, припав в двери, сказал:

– Саныч открывай, это я.

Сначала ничего не произошло, а потом неизвестный Саныч дернул с той стороны явно тяжелую щеколду, дернул на себя дверь и впустил темноту внутрь.

– Ну, что там, Максим Леонидович? – с тревогой спросил Макса невысокий пожилой человек в форме охранника, которая тесно обтягивала его нависающее над брюками брюшко.

– На улицу пока лучше не выходить. У тебя в каморке лекарства есть? Или дай мне ключи от медицинского кабинета.

– Давайте ко мне, – запирая за ними дверь и включая фонарик, сказал Саныч. – Расскажите, что видели. Чего так случилось-то?

Про Катю он ничего не спросил, как будто в этой школе принято во время конца света приносить на руках спасенных девиц.

– Не свети, когда мимо окон проходишь. Не надо, чтобы нас с улицы видели, – приказал Макс.

– Ты тоже охранник? – спросила Катя, хотя чувствовала, что это не так.

– Я учитель, —с гордостью отозвался Макс.

– Наверное, физкультуры, – намекнула Катя на его отличную физическую подготовку.

– Почему физкультуры? – не оценил комплимент мужчина. – Я учитель литературы. И вообще, хватит болтать. Пошли тебя лечить.

***

В каморке у охранника работал телевизор. Толстый, с выпуклым экраном, такие уже не выпускают. Приглушенно, фоном, шел какой-то полицейский сериал. На соседнем столе монитор показывал отельные помещения школы и окрестности. Это был единственный источник света. Остальное Макс включать запретил. И шторы плотно закрыл, чтобы с улицы не видно.

– Может, посмотрим новости? – предложила Катя, когда Макс опустил ее на покрытый колючим, лоснящимся от человеческого жира покрывалом, диван. Снова подступила тошнота. Катя прикрыла рот рукой и притянула ноги, не сдержав стон, коснувшись больной лодыжки.

– А нету новостей, – ответил вошедший последним охранник. Он плюхнулся в кособокое компьютерное кресло и пощелкал пультом: сериалы, развлекательные передачи, опять сериалы. Его комната пропиталась запахом плацкартного вагона, носков, немытого тела, томительного ожидания, кислой еды на скорую руку. Кате не терпелось уйти. – С тех пор, как это началось, все новостные программы убрали с эфира. Наверное, заявление официальное готовят. Подождем. Вы голодные? Ужинать будете?

При мысли, что он сейчас выскребет из грязного холодильника какие-то объедки и выложит их на не промытую посуду, Катя скривилась, хотя и не хотела специально никого обижать. Макс искоса взглянул на нее.

– Спасибо, Саныч, мы потом в учительскую поднимемся. Сейчас я ей ногу обработаю, посмотрим, что пишут в интернете, и пойдем.

Охранник казалось, расстроился.

– Зря, зря. Вместе помирать веселее.

– А тут, Саныч, никто помирать и не планирует, верно, Катя? – Макс подмигнул ей, потом достал из морозилки лед – он пах ничуть не лучше, чем все остальные вещи в этом помещении, но Катя на этот раз сдержала отвращение и позволила мужчине приложить его к горячей пульсирующей ноге. Предварительно он обмотал лед одолженным у Саныча полотенцем.