Как будто кто-то дал неслышимый сигнал: «Можно». И все побежали. Кроме топота и крика вдруг обезумевшей толпы, ничего особенного вокруг не происходило. Только лишь солнце никак не появлялось, точно Бог махнул рукой, снял солнце с неба, засунул в портфель и укатил в другую Вселённую. А уходя, как заботливый хозяин, задул все звезды.

Оставаться на асфальте было опасно. Толпа отпихала Катю от Кости. Она попыталась встать, но её опять сбили с ног, наступили на широкий рукав блузки. На рваный рукав Катя и не взглянула. Оставив попытки подняться, ползла против движения, вспомнив, что где-то совсем рядом должно быть кафе, где можно спрятаться на кухне вместе с веснушчатым поваром. Отсидеться. Когда-нибудь это закончится.

Билось стекло, визжали сигналки машин, кто-то стрелял в воздух.

Катя очень наделась, что в воздух.

– Просьба сохранять спокойствие. Ситуация под контролем. Сохраняйте спокойствие, – загромыхало в темноте хорошо поставленным убедительным стальным голосом. – Вашей безопасности ничего не угрожает. Оставайтесь на местах. Все под контролем.

Толпу включили на паузу. Бегущие замерли в движении. Кричащие застыли с изуродованными гримасой вопля лицами.

– Да, конечно! Слыхали такое! Спасайся кто может! – этот голос был не менее уверенный. И толпа отмерла. Снова раздались выстрелы. Замелькали силуэты, напоминая документальный фильм о диких животных.

– Катя! – расслышала Катя сквозь гул свое имя. Хотела ответить, но наступила рукой на разбитое стекло и отвлеклась на боль.

Совсем рядом раздалось наполненное ужасом хныканье. Катя провела рукой вокруг и нащупала ребенка. Того ли, которого душила грудью толстая мамаша, или другого, сладкого от ваты и леденцов, чей запах заглушал кислый запах мочи.

Преодолевая сопротивление, Катя подтянула ребёнка к себе.

– Иди со мной. Хочешь жить, иди со мной, – Катя с трудом узнала свой голос – хриплый, низкий, почти мужской.

Хныканье прекратилось.

– Мама? – прозвучало жалобно и вопросительно.

– Потом найдём маму, – отмахнулась Катя, нашла детскую ладошку и схватила её, пачкая своей кровью.

Двигаясь наугад, Катя тащила за собой притихшего ребёнка. Кто это: мальчик? Девочка? Какая разница? Сладкое, пахнущее леденцами и мочой существо послушно и молча ползло следом.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Катя наткнулась на стену. Не отпуская её пальцами, поползла вдоль в поисках входа.

Гладкий кирпич закончился выступом, потом ладонь коснулись стекла, за которым светился фонарик телефона и блестели глаза знакомой официантки.

Катя толкнула дверь от себя. Та не поддалась. К официантке откуда-то из глубины зала подполз веснушчатый повар, который должен был её спасти (в ее голове все происходило именно так!), пододвинул официанту и отгородился от Кати, притиснув к двери тяжелую высокую стойку администратора.

– Сволочи! – Катя ударила кулаком по стеклу. Стекло оказалось прочное. С той стороны не произнесла ни звука. – Ладно, обойдемся, – зло крикнула Катя, но затем повторила, скрывая от ребёнка свой страх. – Сволочи! Слышите!

Ей не ответили. Но кто-то все-таки пришёл. Тяжёлый грубый запах совсем рядом. Катя повела носом. Пространство рядом запомнилось кем-то большим.

– Дурные совсем? Тут же стреляют. Прятаться надо! – крупное бородатые лицо вынырнуло из темноты и вплотную приблизилась к Катиному.

***

Чужое дыхание пахло сигаретами и кофе. Жесткая борода царапала Катин подбородок. Слова с его губ слетали прямо на ее губы, утекая внутрь. Она глотала их. Она слышала их как будто изнутри. Она точно пила его сбившееся от волнения и, очевидно, быстрого бега, дыхание.