– Черт, – зло выругался повар – молодой мужчина с веснушками на руках. Белый рабочий костюм плотно облегал тело, точно он внезапно располнел, а новую форму не получил. – Мясо!

Повар с досадой глянул в последний раз на небо, где луна почти полностью закрыла для города солнце, и вернулся на кухню.

Через мгновение площадь потемнела и выдохнула. Катя не сразу сообразила, что не так. Потом поняла. Обычно ярко освещенный по ночам город чернел каким-то особым первобытным мраком. И необычной тишиной. Поднятые вверх руки с гаджетами медленно опускались вниз. Никто не шутил и не смеялся больше. Тёмное пятно стерло солнце.

– А когда все закончился? – Катя услышала в голосе официантки волнение и тревогу. На неё шикнули, и через пару секунд Катя услышала её обиженное, но тихое всхлипывание. Никто не пошевелился, чтобы её утешить. Катя тоже. Снова заплакал ребёнок. Даже не заплакал, а заскулил по-щенячьи. Катя почему-то сразу вспомнила собаку Есенина. То место: и покатились глаза собачьи за какими-то там звездами вслед…

Внезапная мысль заставила её прищуриться. Так и есть. Нет на небе никаких звёзд. Полная безнадежная чернота.

С разных концов площади послышалось выкрики. В каждом слышался страх. Мать, наконец, попыталась успокоить вопящего ребёнка, но и её голос зазвучал, как беспомощное повизгивание.

– Да, что здесь происходит?! – воскликнул Костик. Прозвучало так, будто он пришёл на любимый спектакль, а вторая пьеса пошла не по тексту. – Надо кого-то найти!

– Кого? – услышала Катя свой голос, – Администратора?

Костик не смутился.

– Ну должен же кто-то что-то знать. Кто здесь вообще главный? Надо, чтобы был порядок.

Кате стало смешно. И она расхохоталась. На неё осуждающе обернулась. Какая-то пожилая женщина в белых кружевные перчатках сказала:

– Успокойте кто-нибудь женщину, у неё истерика.

Официантка протянула Кате почти пустую бутылку с водой.

– На, выпей.

– Стара грымза назвала меня «женщиной» – слышала? – икая от смеха, спросила Катя официантку, – А мне всего 32.

– Да? – удивилась официантка, – я думала больше.

Катя разозлилась и залепила официантке пощёчину. Официантка вырвала у Кати из рук бутылку, из которой она так и не сделала ни глотка, и вылила остатки воды Кате на лицо. Воды оказалось мало, поэтому официантка ещё и плюнула.

Катя перестала смеяться и бросилась на официантку с кулаками, но сразу почувствовала, что сзади неё схватили за талию и тащат назад.

***

– Успокойся! Успокойся, Катя! – орал Костя. – Оглянись. Тут что-то происходит со всеми. Мы должны найти главного. Кто-то должен отвечать за порядок.

Катя вырывалась, что было сил. Пахнущие мятной жвачкой слюни официантки, как шмоток весенней слякоти, прилипли к щеке.

Костя продолжал тянуть её куда-то, но Катя не сдавалась, хотя внезапная злость на официантку погасла так же быстро, как вспыхнула.

– Ты ни хрена не знаешь, куда идти! Куда ты меня тащишь?

Натужно пыхтя над ухом, Костик делал вид, что контролирует ситуацию. Во время паники должен быть кто-то, кто держит все в своих руках. В его руках была бешеная женщина, которую от решил спасти против воли.

Пятясь, Костик споткнулся о толстую мамашу, которая зачем-то повалила на асфальт ребёнка и душила его грудью.

– Глаза разуй, придурок. Тут же дети! – завизжала она, дав волю сдерживаемой до этого момента истерики. – Куда на ребёнка прешь?! – толкнула его так сильно, что из рук вырвалась не только Катя, но выпал уже пострадавший ранее телефон.

– Ты знаешь, сколько он стоит? – высоким, незнакомым голосом закричал на мамашу Костя. Бросился на землю и начал хлопать ладонью по земле. Кто-то, пробегая мимо, наступил ему на руку. Раздался хруст и крик, потонувший, впрочем, в визгах и воплях, заполнивших площадь.