А через пару месяцев попали под артобстрел, Лёлю ранило в бедро. Ей пришлось ампутировать ногу. Как только о случившееся узнал Полетаев, выпросил у командования отпуск и поехал в госпиталь к Лёле. Где он достал букет роз, неизвестно, но как-то достал. Пришёл к ней и с ходу попросил её руки. Сначала Лёля выгнала командира и слушать его не захотела. Лежала бледная, по подушке разметав светлые волосы и плакала. Сначала медсестрички пытались её как-то утешить, успокоить, только Лёля ещё больше плачет:

– Я же красивая была! А теперь что?! Это он просто из жалости… А мне не надо жалости!

А на следующий день успокоилась, сама попросила Григория Полетаева к ней привести. Он сразу пришёл, как будто только этого и ждал.

– Ты забери меня отсюда, – просит Ольга.

– Заберу, – отвечает Григорий, – Как только врачи разрешат, так сразу и заберу.

С того дня Ольга как будто бы успокоилась, смирилась, только светло-голубые глаза горят нездоровым блеском. А когда срок пришёл, забрал Ольгу командир Полетаев, к матери в тыл хотел отправить, только вот несколько дней нужно было подождать, когда поезда на восток пойдут. А пока привёз Ольгу в свою часть, в своей палатке устроил. Как-то утром вышел рано, видно, по нужде требовалось, так что и не оделся толком, а когда вернулся, то заметил, что оружия в кобуре нет. Метнулся за перегородку, где Ольгина постель была и видит – лежит Оленька, бледная, в одной тонкой рубашке, льняные белые волосы волнами раскидались по белой подушке, а из груди кровь идёт, вся тонкая рубашка в крови. Оружие его на полу лежит, ствол не остыл ещё от горячего пороха. Упал Григорий на колени и долго-долго светлые локоны ладонями гладил, к мокрому лицу прижимал. Всё не верил…

А когда похоронили Лёлю, так же долго на коленях перед свежевырытой могилкой стоял, в горсть земли взял и целовал эту землю, и плакал беззвучное так, что только крупное его тело мелко-мелко содрогалось.

А после к своему командованию пошёл и на задание попросился, от которого его из-за смерти Лёли отстранили.

– Да не сможешь ты! Задание очень серьёзное, а ты вон в каком состоянии! – сказали ему в комендатуре.

– Смогу, – упрямо и чётко произнёс Полетаев, – Теперь я всё смогу, даже невозможное. Мне терять нечего.

Через пару дней Полетаева отправили на юго-запад, где шла борьба за оккупированные территории с ответственным заданием.

Кто написал эту ругательную надпись на двери её дома, Полина знала. Не злые соседи, не завистливые подружки – нет. Сделал это Ганька Повалюк. В отместку сделал это после той неудачной попытки склонить её к сожительству. Полицай Ганька давно ей проходу не давал, то в коровнике подкараулит, то на улице. А пару дней назад возвращалась Полина уже по темноте, как раз перед самым комендантским часом успеть торопилась, как напали на неё двое, к деревянной стене сарая прижали, руки скрутили, а за ними и Ганька появился. Стоит, в зубах немецкая сигарета, и смотрит на испуганную, прижатую к стене девушку. Недолго смотрел, выплюнул сигарету и к девушке полез. Пока двое её держали, Ганька подол задрал, но больше не успел. Полина изо всех сил закричала, и на её крик раздался торопливый шум шагов. Ганька отпустить её не успел, как перед ними возник немецкий солдат в форме офицера.

– Отпустите фройляйн! – на чётком русском потребовал он. И было в том, как он это произнёс, столько уверенности и силы, что ему даже повышать голоса не пришлось. Подельники Ганьки отпустили Полину, а сам Ганька отступил.

– С вами всё в порядке? – обратился офицер к девушке, на что Полина смогла только растерянно кивнуть, наспех поправляя на себе одежду. Офицер продолжил, смотря ей прямо в лицо, но самого лица девушка не смогла разглядеть из-за темноты, – Я провожу вас.