Теперь за фортепиано сел он. И тогда дивные, волшебные, возвышенные, чарующие звуки наполнили комнату; казалось, что эти божественные звуки возникли не на Земле, и что их извлекал не слепой музыкант, а они торжественно нисходили к нам из того неведомого мира гарминии и вечности, где властвует любовь и совершенство, где нет страданий и смерти. Эти звуки обладали волшебной силой волновать и тревожить души людей, будить в них возвышенные чувства. Моя душа была околдована духовной силой и мощью этих неземных звуков!
Теперь, во время исполнения «Аппассионаты» моим учителем, мне показалось, что я наконец-то разгадала смысл той тайны, того секрета, заключённого в этой удивительной музыке, той загадки, которая мучила меня всё это время. Я наконец-то прозрела! И что самое удивительное – это слепой музыкант открыл моё духовное зрение! Я была так благодарна ему за моё прозрение, ведь он открыл для меня новый, неведомый для меня мир гармонии и высшего смысла! Соната стала для меня самым нужным словом в беседе души с жизнью. Я поняла, что моё появление на нашей планете не случайно, что в этом заключен особый смысл, и у меня есть особая миссия на Земле. Люди есть ничто иное как бесконечное разнообразие безграничных возможностей. Я верю в могущество сознания человека, верю в безошибочность нашей интуиции и несомненную возможность наших контактов с другими мирами. Ведь когда я была ребёнком, на фоне наших земных пейзажей мне отчётливо виделись контуры какого-то иноматериального мира, таинственного, мистического и открытого только посвящённым. Но потом эти способности были вытеснены куда-то на периферию моего сознания – я утратила этот дар.
Мне хотелось побольше узнать о моём учителе музыки. Я чувствовала, что он родился с живой, чуткой душою, ведь иногда судьба бывает так расточительна, осыпая своми дарами только одного человека и творит чудеса, отправляя его в земное воплощение, полное искушений и испытаний. Но всё как-то не получалось познакомиться с учителем, потому что его всегда сопровождали другие люди: в класс приводили и уводили после урока. Задержать его моими расспросами я не решалась, может быть, смелости не хватало. Но однажды мне очень повезло.
Как-то тёплым летним вечером я гуляла одна в Приморском парке. Я любила это место за то, что в нём было множество экзотических растений – сирени, магнолий, кипарисов и белых акаций, – и морской воздух здесь всегда был напоён запахом дивных цветов. Яркий июньский день уже погас, и вечер, сперва весь огнистый от заката, потом ясный и алый, потом бледный и смутный, тихо и незаметно переходил в ночь. Сумерки ещё только сгущались вдалеке. Скоро распустившиеся волосы лунного света поймают тень небесного плотника. Неустанно трудясь, плотник вобьёт серебряные гвоздики в нависающий над землёй тёмный гобелен небес. На ночном небе скоро тихо засияют, как драгоценный камни, яркие звёзды, и жемчужным поясом охватит небо Млечный путь.
Идя по аллее, я неожиданно увидела Игоря Сергеевича. Он сидел один на скамейке. Его обожжённое, покрытое рубцами лицо сияло нежной улыбкой. Чёрные стёкла его очков показались мне добрыми карими глазами. Я скромно села на край скамейки, на которой он расположился, стараясь не помешать его уединению, потом, смущаясь, чуть слышно пролепетала:
– Добрый вечер, Игорь Сергеевич! Это ваша ученица Аня. А про вас в школе говорят, что ваш танк горел, вы ослепли и одели чёрные очки. Это правда? Он снял очки, и я увидела его страшные глазные рубцы, потом ответил задумчиво, как бы размышляя и вглядываясь в прошлое: