Её муж уже находился в Англии с остатками бриллиантов. Она решила вернуться к нему. Но из затеи ничего не вышло. Он не хотел с ней делиться. Она, чувствуя, что ей там небезопасно, переехала в Россию. Ей уже тогда было не мало лет. Для нас, русских, это уже возраст, а для француженок – нет, она была всё ещё хороша и обольстительна. Выглядела, как настоящая королева. Кто-то из наших русских вельмож поддерживал её. Приехала она к нам с очень хорошенькой девочкой, внучкой – Эльвирой. Это было почти перед началом войны с Наполеоном. Не задерживаясь долго в Петербурге, Жанна переехала в Крым и там доживала свои последние годы. Подросшую Эльвиру она удачно выдала замуж за одного из наших родовитых вельмож.

– Не понимаю, к чему ты это клонишь? Конечно, интересно всё слушать, но связи с Вашими неприятностями всё-таки не вижу!

– Затем, что моя дорогая Верочка и есть её праправнучка.

– Что ты говоришь? Так значит, на самом деле Жанна стала прототипом миледи из книги Александра Дюма «Три мушкетёра»? Читал, читал, безусловно, думаю, это была в своё время шумная история!

– Ну, да! И может, я не стал бы всё это тебе рассказывать, но произошло следующее. Когда я вернулся из твоего поместья, влюблённый, настроенный ехать к Верочке, просить её руки, я всё рассказал дома матери. А она из кержаков, старообрядцев, как услышала эту историю из её родословной, так и ни в какую. «Не разрешаю и всё! Не дам благословения, не нужна нам такая невестка. Клейменая прабабка. Нет!». Я заартачился. А мать поехала к своим старообрядцам. Они ко мне двинулись целой делегацией уговаривать. Своё «нет» им кричу. Буду всё равно жениться именно на ней! Но я ведь вырос в новой вере, ничего о старообрядцах не знал. А тут навалились они всем скопом. Приехал ко мне сам фабрикант Саввушка Морозов. Уговаривает:

– Не наших кровей, зачем тебе такая наследственность?

– Какая такая ещё наследственность, ты в своём уме? Она уж и всякую французскую кровь потеряла! Сколько лет прошло с тех пор? Сто пятьдесят? Ты, видно, шутишь.

– Не шучу, твоя матушка, когда рассказала, расплакавшись, все мы всполошились!

– Да какое я к Вам отношение-то имею?

– Родня как-никак! – убеждал Савва.

– Какая родня? – кричал я ему в ответ.

– Да со мной хотя бы! Мы, брат, с тобой в родстве, – давит он на меня.

– Никогда не слышал я этого! – кричу ему.

– Ну, вот теперь услышал. Матушка твоя, выйдя замуж не за нашего, откололась от нас, а вот теперь-то пришла. Просит отговорить тебя от этой свадьбы.

– В каком мы родстве с тобой, Савва? Что ты мне голову морочишь? – вновь кричу на него, – он отвечает:

– Ты мой троюродный брат, как-никак. А у нас родню в беде не бросают. Нет моего согласия на такую свадьбу и невестку, – тоже ревет он.

– Слушай, братец, новоявленный, где ж ты был, когда я в людях маленьким ребёнком жил, крутился, как белка в колесе? Где вы все вообще были? Теперь вспомнили, когда миллионными оборотами кручу? Видно, на своей женить хотите, чтоб деньги мои от Вас не ушли, так что ли? – выхожу я уже из себя.

– Не артачься, не выйдет из этой затеи ничего хорошего! – одно и то же заладил Савва.

– А у тебя всё хорошо? – нахально спрашиваю его.

– Хорошо! – зло огрызается он.

– Очень хорошо. Подцепил вертушку продажную и рад? – смеюсь ему прямо в глаза.

– Какую ещё такую вертушку? Ты, брат, осторожней! Можем повздорить! – злится всё больше Савва.

– А Андрееву, свою актрисочку разлюбезную! Она же утка подставная всех этих бродяг, всяких эсеров, народников, террористов. Оберут тебя, отдоят, да и прикончат её руководители-то!

– Откуда ты знаешь, отдоят, подставная утка! Да она любит меня, а я её! Вот развестись с женой не могу, не позволяют. А я души в ней не чаю, – оправдывается Савва.