На мне было чёрное бесшовное бельё. Егор шагнул ко мне и страстно впился в губы поцелуем, я на инстинктах ответила, он отстранился и влепил мне такую звонкую пощёчину, что, кажется, её услышали все. Внимание к нам стало стопроцентным.

Я вздрогнула. Ненависть? Её не было. Егор всегда играл по своим правилам. И это не первая оплеуха от него. Единственная мысль, посетившая в этот момент, хорошо, что в ушах нет серёжек.

— Доверься мне, дорогая, — прошептал Егор, ухмыляясь, взял верёвку и провёл по моему телу.

Пошёл нах. Вот и весь протест. Я не посмела сказать это вслух.

Любопытные глаза вокруг бесили, как и его прикосновения. Он специально касался меня пальцами, проверяя, как затянуты верёвки. Обычно степень «остроты ощущений» мы обговаривали до того, как веревки пойдут в ход, но сегодня, как я и предполагала, Егор не стал ничего обсуждать. Птичка попалась в силки, чирикнуть теперь можно только по его команде.

Егор вязал меня с полуулыбкой на губах, действовал отточено и небрежно, играл на публику, демонстрируя своё мастерство. Не удивлюсь, что ему за это заплатили. Стиснув зубы, я пристально наблюдала за ним. Он считал моё состояние на раз-два.

— Откуда столько агрессии, милая?

— Не перестарайся, напарник.

— Я не собирался причинять тебе добро.

Егор чуть крепче затянул верёвки, я сморщилась от неприятных ощущений. Надо успокоиться, дышать медленно и глубоко, замедлить пульс, убрать шум в ушах, вести себя как сапёр, обезвреживающий мину. Если громыхнёт внутри, последствия для меня будут плачевными. Однажды я уже это проходила.

— Злишься? Давно не трахалась?

Его чувственные губы изогнулись в издевательской улыбке. Меня бросало то в жар, то в холод, я пыталась отвлечься от его действий и слов.

— Не твоё дело.

— Не груби. Мы сможем продолжить после.

Я взглянула на него в упор. Это была не насмешка над бедной пичужкой, как могло показаться вначале. В его глазах я увидела злость и страх. Он не смог их скрыть.

— У тебя есть с кем продолжить.

Он полностью обездвижил меня. Стало сложно дышать, грудь неожиданно сковала паника. Надо немедленно отвлечься.

Мама мыла раму. Бабушка пекла пироги. Солнце укатилось за горизонт. Небо закрыли тучи. Скоро пойдёт дождь. Душно. Тяжело дышать.

Мысли сбивались. Я спелёната словно младенец. Мама рассказывала, что крепко пеленала меня, чтобы я спокойно спала, не будила себя дрыгающимися ручками. Интересно, ребёнок чувствует беспомощность, когда его туго пеленают, или он воспринимает это, как заботу?

Сегодня и близко не было заботы. Ломило плечи из-за стянутых за спиной рук, заныло согнутое колено. Егор скоро подвесит меня к потолочной балке. Лишь бы без рывков и резких изменений нагрузок.

Егор почувствовал, что мои мышцы сковало как судорогой.

— Отключи голову, дорогая.

Иди к чёрту. Егор упорно лепил из меня то, что ему по кайфу. Я окунулась в мир по его правилам, но его правила – свобода во всём – это не моя свобода. Это верёвки, которыми он связал меня, и зависимость от этих верёвок.

— До сих пор ревнуешь?

Я подняла голову, чтобы прошептать ему прямо в глаза.

— Меня тошнило от девок в нашей постели.

Вот тебе открытость и честность, прорвавшая заслон страха. Пришло время разбить эту стену и смириться с потерей. Пусть знает. Я нарушила один из его главных принципов – не врать.

— И тряслась в оргазмах?

— Чтобы заслужить твоё одобрение.

Внутри Егора оскалился зверь. У меня от его взгляда отнялись конечности. Слишком затянул узлы. Но я не отвела глаз, вгрызлась в мифические верёвки зубами, хотя моё тело было обездвижено.

Егор будто бы улыбался. Красивый и страшный. В его улыбке было обещание устроить мне ад. Он пугал, а я усмехнулась ему в лицо. Считал себя особенным? Но и я такая же – равная ему. Странно, что Егор не разглядел девочку – припевочку, готовую подчиняться только до определённого предела.