– Спасибо. Не забудь об этом моему папе сказать.

– Упаси Господи! Что ты! – Ланка прикрыла лицо ладонями.

– Бизнес наш несколько поколений строился. Семья свято чтит предков, уехавших на чужбину, но наши с Алексом родители мечтали жить именно на Родине. Потому со временем дело перекочевало в родные просторы. При Союзе нельзя было ничем выделяться, а когда наступили девяностые, то тут и пришло время возрождать величие знатного рода, так сказать. В историческом месте. Не полностью конечно. У нас заводы и во Франции, и в Италии есть. А здесь – вообще почти все побережье наше. Мы с Алексом родились здесь. Наши матери русские.

– Богатая история.

– Это точно. Представь, я даже английского толком не знаю, а французский на меня наводит тоску. Мама же говорит на трех языках, как на родных, не считая русского и украинского!

– Угу. Ты мне сейчас напомнила Алису Селезневу из «Гостьи из будущего»: «Я не способная, я знаю всего семь языков». Слышала я, как ты с этим немцем, который заблудился, тараторила.

– Он не немец, а поляк. Потому, знание немецкого у нас теоретически примерно на одном уровне. От этого мы с господином Разовским и смогли поговорить достаточно для понимания. И вообще нас с Александром уже в довольно сознательном возрасте воспитывала гувернантка немка.

– Это я помню, но мы от главной темы отошли. Мой второй вопрос: скажи мне, а этот твой Алекс, он что, урод? Ботаник? Гомик? Или…?

– Или. Я, правда, сто лет его не видела. Мама говорила, сердцеед стал эдакий, покоритель женщин. В принципе, нормальный. Лан, но я с ним общалась лет надцать назад, когда у него еще брекеты на зубах стояли. Он дергал меня за косы и задирал юбку. Представляешь, как все будет выглядеть? Это вообще кошмар и ужас! «Престарелая дева выходит за прекрасного юношу потому, что у нее нет другого выхода» – я уже вижу заголовки газет! – Слезы вперемешку с истерическим смехом, подкрепленные немалым количеством выпитого спиртного, вовсю хлынули из глаз Аси. Она уже не понимала, от чего ей сейчас так горько: от потери крестного, от непреднамеренного предательства отца или от своей теперь, как ей казалось, в миг совершенно загубленной жизни.

– По-моему ты смотришь на ситуацию слишком предвзято и профессионально. Это мешает правильно ее оценить. – Ланка попыталась без толку расправить складки юбки от своего элегантного летнего льняного костюмчика цвета утренней зари, который она так и не успела снять, вернувшись с работы.

– Профессионально? Я реально смотрю. Реально, Лана!

– Так, по-моему, на сегодня хватит. Да и ночь уже. У тебя натурально истерика. Ну, какая старая дева? Какая престарелая? Да по тебе пол редакции вздыхает, а Федору вообще теперь крышка. Он как узнает, что его лакомый кусочек другому предназначен, прыгнет с многоэтажки вашего издательства. Тебя сколько раз приглашали на Мисс Донбасс?

– Да причем здесь Мисс?! Мисс – это для таких, как жена футболиста Жаркова или Жиркова… Блин: солнце вокруг Луны… Звезда YouTube, мать твою! Лан, я не такая, как родители хотят меня видеть. Я никогда такой не была и не буду. Я отвратительная хозяйка и я ненавижу готовить и мыть посуду. А на девиц, которые, задрав нос, хвастаются своими кулинарными достижениями, смотрю снисходительно. Они по большей части это и делают только, чтобы закадрить очередного мужика. Кухня на меня нагоняет депрессию. Понятие «вкусно готовить» значит, еда, приготовленная не мной. – Ася против воли всхлипывала, несмотря на попытки сдержаться. – И я не могу быть покорной женой – это вообще из области фантастики. И да: у меня истерика! Я уже не знаю, над чем плачу. Я вся растворилась в этом горе и своем невеселом будущем! Я загнана в угол и в голове винегрет!