– Вы вернулись, – произнёс он, не поднимая глаз от инструмента.

– Я обещала, – тихо ответила Мэй, опускаясь рядом. Её взгляд скользнул по его рукам, по кото, издававшему музыку, от которой у неё перехватывало дыхание.

– Я играл, думая о ваших стихах, – продолжил он. – О том, как они звучали бы, если бы могли стать мелодией.

Она улыбнулась.

– Возможно, музыка и поэзия – это два разных языка одной души.

Рэн наконец посмотрел на неё. В его глазах мелькнуло что-то тёплое, почти неуловимое.

– Тогда, может быть, мы попробуем соединить их?

Мэй опустила руку в сумку, достала свиток и развернула его. Её голос, чуть дрожащий, но уверенный, зазвучал в тишине:

«Луна склоняется к водам пруда,

И ночь шепчет истории тем, кто слушает.»

В этот момент пальцы Рэна вновь коснулись струн, и его музыка слилась со словами Мэй. Он играл, она читала, и мир вокруг словно затаил дыхание.

Сакура, под которой они сидели, сбросила несколько лепестков, и один из них плавно опустился на руку Мэй. Она почувствовала это прикосновение, как благословение самой природы.

Когда последние ноты затихли, наступила тишина, но это была тишина не пустоты, а завершённости.

Рэн посмотрел на неё долгим взглядом.

– Ваши слова и моя музыка… Они говорят друг с другом.

Мэй кивнула, чувствуя, как что-то тёплое разливается в груди.

– Тогда, возможно, им стоит говорить чаще.

Рэн улыбнулся. Это было начало чего-то нового, чего-то хрупкого, но настоящего. Они ещё не знали, куда приведет их этот танец лепестков, но в этот момент для них не существовало ничего, кроме музыки, поэзии и тёплого дыхания весеннего утра.

Солнце поднималось выше, озаряя золотым светом вершины холмов. Воздух был наполнен запахом свежей зелени, благоуханием цветущих деревьев и лёгким ароматом речной воды. Мэй шла по тропе, ведущей к храму, стараясь не наступать на упавшие лепестки сакуры, словно боялась потревожить их хрупкую красоту.

Её мысли были неспокойны. Вчерашняя встреча с Рэном оставила в её душе ощущение чуда – того, что нельзя объяснить словами, но можно почувствовать в каждой ноте, в каждом движении кисти. Ей казалось, что музыка Рэна и её стихи нашли друг в друге отражение, словно вода, в которой отражается небо.

Она остановилась у моста, перекинутого через узкий ручей. Вода стекала с гор, пробираясь сквозь камни, создавая тихий, умиротворяющий звук. Ветер шевелил листву, и казалось, что деревья шепчут друг другу древние секреты.

В этом месте можно было дышать легко. Здесь мир словно замедлялся, позволяя душе слушать себя.

Рэн ждал её у храма. Его кото лежал рядом, а сам он наблюдал за отражением сакуры в воде пруда. Когда он услышал её шаги, он обернулся и улыбнулся.

– Вы любите воду? – спросил он, когда она подошла.

Мэй задумалась.

– Я люблю её голос. Он всегда разный. Иногда он рассказывает истории, иногда – поёт.

Рэн кивнул, словно соглашаясь с чем-то очевидным.

– Музыка тоже похожа на воду. Она принимает форму того, что её окружает. Она может быть бурной рекой или тихим озером.

Он взял кото и начал играть. Первые ноты были лёгкими, прозрачными, как рябь на поверхности воды. Затем они углубились, словно отражая течение, которое таилось в глубине.

Мэй сжала свиток в руках. Она почувствовала, как музыка проникает в неё, как слова сами рождаются в её сознании. Она развернула бумагу и начала писать:

«Река течёт сквозь тени времён,

Несёт голоса тех, кто её слышал,

Камни хранят её древний покой,

Вода говорит, и ветер ей вторит.»

Когда мелодия затихла, Мэй подняла глаза. Рэн смотрел на неё с восхищением.

– Ваши строки похожи на отражение луны в воде. Они кажутся лёгкими, но в них скрыта глубина.