Пакт о пищевом ненападении они подписали еще в прошлом году, когда Люба съехала от тетки и начала самостоятельную жизнь. Но тетя Клава продолжала партизанить, подкидывая еду ей под дверь, кидая с верхнего балкона или торжественно вручая на лестничной площадке всякий раз, как ловила племянницу за попыткой по-тихому пробраться домой.

- Тетя Клава, я правда уже сыт… - начала Люба и смолкла на полуслове, обнаружив за порогом улыбающуюся во весь рот крупную женщину неопределенного возраста. Женщина была незнакомая, одетая в какие-то древние тряпки, с неприятной рябой кожей лица и бородавкой на левом верхнем веке.

- Ласточка моя, как же ты выросла! – взвизгнула незнакомка, бросаясь Любе на шею. От неожиданности девушка не сообразила увернуться. Только зашарила взглядом по квартире, прикидывая, куда бы юркнуть, когда ее отпустят, чтобы запереться и вызвать полицию.

- Худенькая какая! Симпатичная! Славная! – частила гостья, целуя Любу в щеки после каждого слова.

- П-простите, а вы кто? – наконец, спросила та, вежливо пытаясь вырваться.

- Как кто? – удивилась гостья. – Я – твоя фея-крестная!

Люба уставилась на нее с той самой смесью презрения, усталости, недоверия и жалости, которая свойственна только людям с большим и печальным жизненным опытом. В голове у Любы произошла замена цифр, которые она уже мысленно набирала на своем старом кнопочном телефоне: тут не полиция нужна, а психовозка. Или все-таки полиция?

- Фея… к-крестная? – уточнила Люба, не зная, можно ли смеяться.

- Угу, - кивнула женщина, деловито закрывая входную дверь, как у себя дома, скидывая обувь и нашаривая тапки. – Ты чайник-то поставила? Нет еще? Так ставь скорее, я тут тортик прикупила!

Осторожно, чтобы не волновать психа, Люба попятилась в кухню. Щелкнула кнопкой пожелтевшего чайника и уже нацелилась было сделать стремительный рывок в сторону ванной, надеясь запереться там с телефоном до приезда соответствующих лиц, как женщина снова ухватила ее за плечи, развернула к свету и сказала:

- Дай-ка я на тебя посмотрю. Ох ты, батюшки, как же тебе жилось-то плохо. И квартиру не дали, и в институт не приняли, и парень – мудак. Был.

Нет. Не сумасшедшая. Обманщица. Сейчас будет предлагать погадать, почистить карму, продуть чакры, навестить Иисуса или еще что-нибудь в этом роде. Слыхала Люба про такое: вызнают мошенники что-нибудь о человеке, а потом прикидываются экстрасенсами, деньги последние отбирают.

Вот только нечего у нее отбирать: Люба – человек простой, живет от получки до получки. И сейчас у нее в кармане как раз последние двести рублей. Главное – ни на какие кредиты не соглашаться. И паспорт не показывать.

А женщина тем временем продолжала причитать, припоминая все новые и новые подробности Любиной жизни: и как на работе недостача неизвестным образом обнаружилась, и как Борька-грузчик за задницу лапал, и как в лифте на прошлой неделе застряла, и даже как соседский бульдог пометил ее пакет с покупками, пока девушка пыталась вытащить заклинивший в замке ключ. При этом гостья деловито звякала ложкой в кружках, насыпая сахар, и резала торт: хозяйничала, как у себя дома!

- Но ничего, - подвела женщина итог своему странному монологу и качнула ножом, измазанным в креме. – Мы сегодня все поправим.

- Как? – не сдержалась Люба: интересно все-таки, что эта обманщица предложит.

- Я же говорю: я – твоя фея-крестная, - улыбнулась женщина, прикладывая большие ладони к лицу девушки и делая ей «губки бантиком». – Мне такие беды – раз плюнуть!

- Тогда чего ж ты раньше не «плюнула»? – пробурчала Люба, выворачиваясь из ее рук: не похоже было, что ее пытаются загипнотизировать. Хотя тортик есть все же не стоит: вдруг там наркота? Еще продадут в рабство куда-нибудь в Эмираты или еще дальше. И ведь никто, кроме тетки, не хватится.