Самое ценное: от лучших мужчин в моей жизни оставались стихи. От других – попорченные нервы и жизненный опыт (в некоторых случаях без него можно было успешно обойтись). А после одного романа я разжилась утюгом и хорошим инфракрасным обогревателем. И унитазом, кстати!

Добытое непосильным флиртом

Так получилось, что я имею непереносимость унитазных бачков. Вообще, в жизни у меня одна аллергия – на горчицу, даже с идиосинкразией глупости я научилась справляться. Но тут подключились унитазы. Не знаю, в какой момент жизни они мне так не угодили, но достаточное количество их оказалось на моем счету. Стоит ли говорить, что в квартире моей мечты нет унитазного бачка – он надежнейшее вмурован в стену. И это, возможно, спасет ему жизнь.

А в ту весну я лечила ветрянку коньяком и долгими нудными разговорами с В. о том, насколько душная у него жизнь и сожительница. В сочетании с этим предлагалось хмуро возлиять и бесконечно слушать песню «Наливал в бокалы я «Киндзмараули», и чужие руки резали сулугуни». Эти разговоры отнимали уйму времени, не имели никакого практического смысла, но развлечь себя на карантине все равно было особенно нечем. В общем, коньяк пошел впрок, и еще один унитазный бачок был сломлен, квартира соседей снизу – в очередной раз благополучно затоплена. В. – вполне состоятельный человек – героически сменил мне унитаз и выставил за него счет. 3500 рублей были не такой большой суммой за выводы о человеке. С тех пор по жизни он проходит под кодовой кличкой «Сантехник».

–

Бесконечно воображаю себя литературной героиней. Мне бы хотелось заказывать платья у Баленсиага (подруга-стилист осуждает!), распивать направо и налево кальвадос и заламывать руки, как это делают дистиллированные женщины Ремарка. Но весь мой литературный опыт научил лишь тому, что нужно, как те самые героини, в присутствии мужчины всегда иметь с собой запас провианта. Он подкупает и обезоруживает. В хорошие дни я могу извлечь из рюкзачка сэндвичи с фуа-гра (из супермаркета – по акции, конечно) и пармезаном и бутылочку совиньона. А вот недавно торжественно и легким движением руки достала из сумки спонтанный кусок шарлотки – привычку к провиантному поведению не побороть.

Короче, воображая себя юной провинциальной Ахматовой, я бы хотела, чтобы мне писали хорошие стихи и томные письма, но на практике стоило бы опасаться своих желаний. Во-первых, потому что редко кто пишет стоящие стихи, которые не были бы напыщенными аллюзиями ко всем пушкинским мадригалам сразу, а во-вторых, художественный вымысел – страшная вещь.

Недавно молодой писатель А. решил увековечить наш небольшой, но отчаянно веселый роман в прозе. Вышло весьма натуралистично. Возможно, как-то раз его я недокормила гуляшом и лишилась ремарковского очарования. В тот день, когда у меня дошли руки прочитать произведение, поняла, что жизнь, когда попадает в руки пишущих людей, уже перестает принадлежать нам. Не факт, что наша собственная голова принадлежит нам вполне. А через призму оценки посторонних получается что-то лишь отдаленно похожее на оригинал.

В ту самую весну я была влюблена, мне хотелось легкости и лирики, далее по списку: заламывание рук, вздохи на скамейке, кальвадос при луне. Я казалась себе феей куража, хоть и немного тяжеловатой, с прицепом из не сложившегося муторного и долгого сожительства. Со страниц рассказа писателя А. на меня посмотрела усталая неврастеничка-разведенка, типичный персонаж песен Лолиты Милявской. И остается только смириться, что твою, в общем-то, допустим, вполне приличную, грудь сравнили с коровьим выменем.