Приезжаю только к вечеру. Нахожу Валерку Зака. Ищем керосин. Родители никак не могут понять, почему я благоухаю керосином. Отец, кажется, догадывается:

– Ты никак мандавошек подхватил?

Приходится сознаться:

– В перерыве на скирде задремал.

– Не манди! – говорит отец прямым текстом. – Поздравляю с боевым крещением! – И безудержно хохочет.

Хорошо, что в группе никто не догадался. Я, конечно, от ребят не скрывал свою донжуанскую победу, чем вызвал уважительное понимание. Главное – не стать причиной насмешек над горе-любовником в его первом сексуальном опыте.

Нет худа без добра. Аксиома. Моя страсть к Рае потухла, не успев разгореться. Это, во-первых. Во-вторых, я сделал свой собственный вывод о вреде случайных и скороспелых совокуплений. Как бы банально это ни звучало. Впредь буду осторожней, ведь могло бы и хуже получиться. Правда, как посмотреть: пострадавшим оказался я один. Вроде стакана – наполовину пустого или наполовину полного. Поневоле тут станешь философом. И где она только взялась на мою голову, эта Рая! И не только на голову мою…

Вооружённый порцией недетского опыта я полноправно приступил к занятиям. Кроме того, «опыт» оказался неплохой прививкой от плотской любви, что мне позволило с головой окунуться в дела институтские. Мне нравилось учиться, общаться с себе подобными. С удовольствием откликнулся на объявление, зазывающее в факультетскую секцию по волейболу, которым занимался прежде хоть и не долго, но небезуспешно. Продолжил и шахматные баталии. Кроме того, меня избрали старостой группы – уж не знаю, чем я вызвал такое доверие. Скорее всего, рекомендовал деканат как медалиста, а значит, человека ответственного, целеустремлённого. Лестно, конечно, но, честно говоря, терпеть не могу общественную деятельность. А куда денешься, если цель и впрямь есть: аспирантура. Я должен продолжить разработки отца по диффузионной сварке. Мне это интересно. Значит, и начать надо с «пятёрок». Это, как в школе: преподаватели видят предыдущие оценки и свои ставят такие же почти автоматом, соответственно уровню учащегося. Чего проще – сначала ты работаешь на «пятёрки», потом «пятёрки» на тебя. И никакого особого напряга. И никаких семи пядей во лбу. Поэтому среди отличников столько усидчивых придурков.

Сдружился я ненароком с Зиной Лагутиной, потому что она не напоминала ни резиновую куклу Зину в магазине – из детского стишка Барто, ни какую-либо другую резиновую куклу (не детскую): у неё, наоборот, не наблюдалось притягательной наружности, но присутствовали кое-какие мозги. С Лагутиной и поговорить можно, и не навязчива она, и никакого в ней бездарного кокетства, жеманства. Нет, я не против изысканного жеманства, которое подчёркивает женскую привлекательность (если таковая есть), но не ту, которая выказывает отсутствие мозгов и воспитания.

Фигура Зины обладала пропорциями манекенщицы – высокая, худая, но при этом лишённая грациозности, женственной мягкости. Зина, как и я, оказалась в факультетской волейбольной секции. А позже я понял и причину, побудившую мою одногруппницу предпочесть сварку. Старший брат Лагутиной работал на стройке сварщиком. Сестрёнка обожала старшенького, боготворила его и подражала во всём. Даже на гитаре научилась играть, глядя на него. Привыкнув с детства к обществу брата, которому пришлось нянчиться с сестричкой в виду занятости родителей, Зина постепенно стала «своей» в компании мальчишек, оказавшихся ей приятнее и привычнее, чем девочки. Странно, что при этом Зина не превратилась в пацанку, «своего парня», но общий язык она находила с противоположным полом в два счёта.