«Но ты спешишь с выводами…»

«Да, – ты резко схватила бутылку, налила бокал до краев и почти на одном дыхании опорожнила его, – пошел ты…»

Рассмеялся и очень громко.

«Если посылаешь туда, куда я мечтаю, то с удовольствием… Хоть сейчас… Хоть прямо на этом столе. А что? Было бы замечательно, не считаешь?»

«Не считаю!» – выкрикнула ты, и увидел, как по щекам потекли настоящие слезинки.

Слезы ребенка и слезы женщины – это то, чего мне невозможно вытерпеть, перед чем мне не устоять.

Нестерпимо стало жаль тебя. Увидел, что ты искренне переживаешь, правда, повода серьезного для этого тогда не видел. Потом мне будет ясно, но сейчас…

Встал, подошел, нежно взял твою голову и стал поцелуями осушать твои глаза и щеки. Ты уткнулась мне в грудь и громко зарыдала. Я успокаивал… Как мог. Похоже, не слишком умело, не очень-то уверенно

«Перестань… Ну, будет разводить мокроту… Ну, что ты, в самом деле? Нет повода…»

Ты подняла глаза на меня. И я увидел твои злые глаза, в которых полыхали искры ненависти. Я опешил. Это было невероятное превращение. Это была львица, готовая растерзать своего самца.

«Нет повода!?» – взвизгнула ты.

«Конечно, нет».

«Еще бы! Идешь на повышение! Как же! Номенклатура обкома – не баран чихнул. Карьерист! Сволочь! Мерзавец! А ты подумал, что со мной будет?»

Ну, не видел я повода для столь бурных твоих эмоций, не понимал их природы, поэтому поспешил искренне успокоить: «Ничего с тобой не будет».

«Тварь! Безмозглая тварь! Эгоист! Себялюбец! Подонок, идущий к вершине по трупам! Бесчувственное животное! Я знала! Я еще вчера почувствовала, что случится неладное. Так и есть! Сердце правду подсказало, что от тебя надо ждать беды. Сердце не ошиблось!»

«Что ты такое говоришь? Какая беда? С чего ты взяла? Где эта беда?»

Ты достала платок и стала вытирать глаза. Размазав тушь на ресницах, зло бросила платок на стол, полезла в сумку, достала косметичку и стала подкрашивать, глядясь в небольшое зеркальце.

«Для тебя, да, беда – не беда».

«Для тебя – тем более».

«Ну, давай, выкладывай, как ты с радостью принял предложение обкома, как ты горд и счастлив. Ну, давай, что молчишь? Добивай. Испытай еще одно наслаждение».

«Не принял предложение», – тихо и безрадостно сказал я.

Ты услышала. И встрепенулась. Но ты не поверила тому, что донеслось до твоего уха.

«Как это „не принял“?»

Поспешил поправиться: «Ну… Не совсем не принял… Принял, конечно, но…

«Так и говори, а чего финтить и бабе пудрить мозги?»

«Не злись. Наберись терпения и выслушай».

«Я только тем и занимаюсь, что слушаю мужиков и терплю», – все также зло бросила ты в мою сторону.

«Понимаешь, от предложения обкома просто так никто не отказывается. Не принято в тех кругах. Парни из обкома не любят, когда кто-то перед ними начинает кочевряжиться. Можно и по харе схлопотать, фигурально говоря, конечно. К тому же не поймут: как это можно отказаться от столь лестного предложения?»

«О, да! Нет, нельзя… никак нельзя… О, я тебя понимаю!»

«Не язви, пожалуйста. Мне ведь тоже было нелегко отказаться. Я ведь прекрасно понимал, что своим отказом я ставлю жирный крест на своей дальнейшей карьере. Точнее – не я ставлю крест, а они на мне ставят его. Ставят навсегда. Как клеймо, от которого не избавиться».

Ты смотрела на меня, и, я видел, ничего не понимала.

«То говоришь, что принял предложение, то потом говоришь, что отказался. Выбери что-нибудь одно, а?»

Оставил твои слова без ответа и продолжал:

«Итак, с одной стороны, не могу отказаться от предложения; с другой стороны, не могу принять его… Потому что… Ну, есть два обстоятельства. Одно обстоятельство личного свойства, второе связано с нынешней работой: через полгода юбилей, золотой юбилей нашей с тобой фирмы, а такую дату, я уверен, вы без меня провести должным образом не сумеете».