– Фирма, где я работаю фотографом, стала подрядчиком этого концерта. А если все пройдет хорошо – мы будем продолжать сотрудничать, а значит и с тобой видеться чаще.

– Фотографа, – выгнула бровь Полина. – Окей. А что ты сейчас здесь делаешь, фотограф? – Язвительная усмешка сорвалась с ее губ. – Мы же пока репетируем.

– Ваша декан попросила поснимать репетицию, – с невозмутимой игривостью сверкнули ямочки на его щеках. – Так что, – он широко развёл руками, – мы теперь будем часто видеться.

– Видеться ты будешь с кем угодно, только не со мной. Пришел работать, так работай, – отрезала девушка и демонстративно развернулась к ребятам, которые должны были танцевать, и продолжила отбивать ритм руками.

воспоминания

Они ворвались в жизнь друг друга, как ветер в распахнутое окно в июльский полдень – легкомысленно, оглушительно, бесповоротно. Двое – юных, творческих, будто сотканных из искры и воздуха. Познакомились на поэтическом вечере в старой библиотеке, где книжный пыль и ламповый свет будто сгущали воздух. Он читал свои стихи – с той самой грубоватой искренностью, которая сразу подцепила её за сердце. Её взгляд то и дело возвращался к нему из-под тяжёлых ресниц – почти случайно, почти нечаянно, но достаточно часто, чтобы это стало заметным.

Позже, когда он подошёл к её компании, она намеренно не прерывала неспешную беседу с подругой – ни жестом, ни взглядом. Что-то в ней сопротивлялось: то ли упрямая дисциплина, то ли внутренняя догадка – сейчас не время. Ей предстоял последний учебный год, экзамены, театральные курсы, и она, наивно, но твёрдо верила, что не станет отвлекаться на мимолётные увлечения. Впрочем, в глубине души всё равно поселилась мысль – это ненадолго. Может быть, на лето. Может быть, до первых заморозков.

Полина тогда жила танцем, театром, поэзией – ей всё хотелось чувствовать кожей. Марк с того самого дня не пропускал ни одного её выступления. Ни одного – она считала. Хоть их было немного, он неизменно появлялся в зале, ловил её взгляд сквозь сценический свет, а она каждый раз будто заново удивлялась: он и правда пришёл.

Они могли говорить часами – обо всём и ни о чём. Дразнили друг друга цитатами из пьес, обсуждали бессмысленные мелочи, у которых был вес только для них. Хохотали на полупустых улицах так, что прохожие оглядывались. То спорили о театральных школах, то взахлёб обсуждали прическу Зверева, то вместе читали Чехова – ей вслух, ему в мыслях.

Когда он сказал, что собирается поступать с ней в театральный, она сжала пальцы под столом. Всё в ней понимало, насколько наивен этот план. Но вслух – не сказала ни слова. Лишь кивнула, поддержала, улыбнулась. Потому что внутри уже жила крошечная надежда: может, они уедут вместе, может, не придётся прощаться.

Она, конечно, сочиняла – мечты, планы, Петербург, будущую жизнь. Им обоим казалось, что этого огня хватит на вечность. И всё же в уголке сознания, как дождь на горизонте, уже стояло знание: всё это может закончиться внезапно. Как вспышка. Как пожар в старом сарае, полыхающий в тёмной деревенской ночи – ярко, страшно, неумолимо.

июнь

Он курил у входа, когда она выходила из университета. Когда он мяукнул слабое «Полина» себе поднос, девушка даже не сразу обратила внимание, оглянулась только когда он дотронулся до плеча.

– Чего тебе?

– Полин, подожди.

Она требовательно посмотрела на него снизу вверх, попутно уничтожая взглядом.

– Полин, не знаю, стоит это сейчас говорить или нет. Был сейчас в репетиционном зале с ребятами. Там был Марк.