Замечая его, теперь не могу отделаться от мысли, что это не просто слова, это намёк. Намёк на то, что всё изменилось с тех пор, как я появилась в их жизни.

Стоп! А вот с этого места поподробнее…

Замерла, пытаясь осмыслить её слова. То есть он стал таким грубым, когда женился на мне? Она на это намекает или просто показалось, и я сама притянула этот упрёк к себе?

Я никогда не настраивала его против неё. Ни разу. Всегда старалась быть тактичной, уважать её место в его жизни, даже когда её замечания или советы казались мне лишними.

Но что-то изменилось, что-то пошло не так, чего я не понимаю.

Сегодня, возможно, причина её злости из-за того, что мы не утешаем дочьРимму, которая недавно пережила развод.

Пару раз я пыталась мягко уйти от разговоров о несчастной доле Риммы, но в ответ получала бесконечные разговоры не тему: мы семья, мы должны поддерживать друг друга!

Чувствую, что теперь наступают сложные времена.

– Мир, что случилось с Татьяной Алексеевной? Всё же нормально было. А сейчас… Она как будто ревнует тебя ко мне.

Добравшись наконец-то до кровати, лёжа у него на плече, аккуратно стараюсь намекнуть ему на то, что это Татьяна Алексеевна обидела меня сегодня высказыванием о грубости сына.

– Зачем она так? Мол, ты грубым со мной стал. Неприятно.

– Я не знаю, что с ней происходит, – признаётся. – Раньше она была другой. Не обращай внимание. Нашла из-за чего расстраиваться. Хотя, если честно, сам не понимаю, что не так. Думаю, она просто очень переживает за Римму.

Муж ласкового гладит меня.

– Маленькая, просто сложный период в жизни… Кстати, чуть не забыл, – он берёт в руки телефон, открывает онлайн платёжную систему, и приводит очередной платёж на какой-то счёт. Не успеваю увидеть имя получателя. – Надо поговорить с мамой, что пора возвращаться ей в свою квартиру. Затянулось это всё.

– А почему она так хочет жить с тобой?

– Новая квартира. Боится жить одна в новом месте. Зря она согласилась продать нашу трёшку тогда и часть денег отдать сестре. Теперь сама на окраине, сестра в ипотеке и в разводе до кучи. Как всё это разрулить, – устало трёт руками лицо.

Хорошо, что он начал тему о переезде сам. Начни её я, сто процентов осталась бы виноватой.

– Обидится…

– Сложно всё. Сама видишь, у неё нет, нет, но давление вверх прёт, – гладит меня по голове. – Оль, а ты смогла бы свою маму на выход попросить?

– Не знаю, Мир. Вряд ли.

Он прав. И я бы не смогла свою попросить.

– На счёт денег оплаты ипотеки твоей сестры… Ты говорил про пару месяцев, но уже третий…

– Я не могу не помочь деньгами, когда у неё такие проблемы.

– Да, но, может случиться так, что нам придётся искать деньги самим. У тебя они в обороте. Безболезненно снимать большие суммы не получится, ты же сам говорил. Лучше их поднакопить… – захожу издалека, наблюдая за его реакцией.

– На что? – он меня не понимает, а я уже готовлюсь к худшему, понимая, что процедура Эко, скорее всего, неизбежна.

– Я говорила тебе…

– Оля, я понимаю твои переживания, но мы не будем торопиться с Эко, – не даёт закончить. – Это слишком опасная процедура. Я не буду жертвовать твоим здоровьем ради только того, чтобы у нас появился ребёнок.

– Ну ты же очень хочешь детей.

– Хочу, но не таким способом. Такие манипуляции очень опасны для женского здоровья.

– Ради тебя я готова пойти на это.

– Но я сам не готов на это согласиться. Оль, давай спать. Устал. Проект тяжёлый скоро предстоит.

Мирон засыпает практически мгновенно. Его дыхание становится ровным, глубоким, а я лежу рядом, уставившись в потолок, и чувствую, как внутри меня копошится что-то тяжёлое, тревожное, необъяснимое.