Он хмур и расстроен. Кивает.

– Что-то случилось?

– Да сестра там опять рыдает. Бывший муж приходил, просится обратно, но она его не пускает. Приехала к нам, с детьми. Они там на ушах стоят, мать не справляется.

– Мир, зачем твоя сестра рожала двоих детей, если она не может с ними справиться?

Он ничего не отвечает, и домой мы уже едем молча.

– Где вы были? – слышу, как задаёт вопрос моему мужу свекровь, когда мы возвращаемся домой.

– В смысле, где мы были? – Мирон удивлённо вздёргивает бровь. Он возмущён, но старается сдержаться от грубости. – Я же сказал время своей женой. Что неясно? – а теперь кажется – сорвётся.

Я беру его за руку, он поворачивает ко мне лицо и смотрит с вопросом.

– Не надо так, – говорю ему тихо и кручу отрицательно головой. – Угомонись.

– Мирон, мне кажется, или ты злишься на меня? – продолжает допрос моя свекровь. – Но что я такого сделала? Просто волнуюсь за вас, как любая мать!

Зря она так. Он и так очень напряжён, неужели она не видит? Зачем накручивает его ещё больше? Мирон редко бывает груб, но, если его несёт, остановить уже сложно.

– Давай, я пойду спать, хорошо? – вижу, как ходят на лице желваки. Сжимает мою руку и тянет за собой наверх, но потом останавливается и снова поворачивается к ней. – Мама, пока ты восстанавливалась, мне казалось, что мы уживались вполне неплохо. Или я не прав?

– Да, но…

– Не перебивай, пожалуйста. Ты, в конце концов, должна помнить, что мне тридцать два, а не пятнадцать лет. Я сам знаю, как мне жить, что делать и когда возвращаться домой. И я не должен отчитываться тебе о каждом своём шаге. И Ольга тоже. Согласна? – выпаливает на одном дыхании.

Она молчит.

– Я волнуюсь, – опять начинает, теребя в руках полотенце.

– Мам, пока ты живёшь с нами, ты должна помнить: если я написал тебе SMS, сказал, что ночевать мы не приедем, значит, мы не приедем. Всё. И это значит, такой момент как: где мы, когда вернёмся, что мы делаем, не обсуждается. Ты же знаешь, я много работаю, и в коем-то веке у меня появилась возможность провести время со своей женой. И предупредил ведь… Но ты всё умудрилась испортить.

Он отчитывает её теперь, не переживая, что обидит.

– Я забыла. Была уверена, что ты, как всегда, на работе. И Римма приехала с детьми. И плакать начала, – оправдывается.

– Я что, психолог ей или жилетка? Зачем было нас дёргать? – не останавливался Мирон в своём возмущении.

– Прекрати, Мирон! Как тебе не стыдно! – Татьяна Алексеевна начинает агрессировать в ответ. – Во-первых, я в возрасте и забыла про СМС! Вот станешь как я, поймёшь! – губы трясутся. – А во-вторых, что касается Риммы, так это же твоя сестра! Ей плохо! Как ты можешь так говорить?! Если бы тебе было плохо, уверена, она бы поддержала тебя. Вспомни, как ты переживал, когда твой первый брак распался. Разве Римма не нашла для тебя пары слов поддержки? – Не стесняется меня, напоминая ему о прошлых отношениях.

– Мирон, пойдём в комнату, – пытаюсь свести конфликт к финалу и тяну его наверх за руку. – Мир, прекрати. Не надо. Уже поздно. У неё давление поднимется. Сам же потом волноваться начнёшь, и спать из-за этого не будешь! – говорю тихо, поглядывая на растерянную свекровь.

– Спокойной ночи, мама! – соглашается со мной и собирается уйти.

Татьяна Алексеевна садится на диван, берёт платок, начинает показательно вытирать слёзы, которые катятся по её лицу.

– Не ожидала я от тебя такого, сынок. Ты стал груб. Я тебя таким не растила и не воспитывала. Ты очень изменился…

Эти слова свекровь произносит с разочарованием и при этом её взгляд, направлен на меня.