Любимица Альфы Амелия Уайт

1. Глава 1. Ника

– Альфа умер!

Я сжимаю стаканчик с кофе, когда слышу крик какого-то мальчишки. Он залетает в кафе, не снижая громкости. Маленький, лет пяти, с грязью на щеке и пыльными ладонями.

Но именно он разносит радостную для всех новость.

– Альфа умер.

Тот самый Альфа, который держал наш город в страхе. Безжалостный и беспринципный Давид, творивший всё, что ему хотелось. Он не жалел никого, добиваясь своего любыми способами. Пятнадцать лет был главой стаи оборотней, которые управляли городом.

Мне интересно, как жили люди, когда всё хранилось в тайне? Когда оборотни были мифом, Альфа – персонажем телесериала. Никакого страха в полнолуния, никаких переживаний, что завтра кто-то из высших может тебя забрать, потому что захотелось.

Высшие. Лучше, чем обычные люди, сильнее, идеальнее.

Они так о себе заявили, когда перестали прятаться. Я читала журнальные вырезки тех лет, как просто во всех странах объявились Альфы со своими стаями и подмяли под себя мир.

В буквальном смысле. Теперь от оборотней зависело буквально всё. Благополучие города, сохранность жителей. Я даже учиться не смогла уехать без разрешения.

Пыталась ведь, а мне никто не позволил. Все уговоры разбивались о стену категоричного «нет» Давида. Кто-то другой бы радовался, что теперь есть шанс подать документы в кулинарную академию.

А я не уверена, что у меня шансы дожить до завтрашнего дня.

– Альфа умер! – повторяет, улыбаясь. – Да здравствует новый Альфа!

– Да здравствует Альфа!

В помещении никто не старается сделать вид, что им жаль. Старый «мэр» города никому не нравился. Строгие рамки, комендантский час, зверские налоги. Почему-то все уверены, что новый Альфа будет лучше.

Как по мне, все оборотни одинаковые. Ушел один, пришел другой. Каждый будет рвать за власть и благополучие своей стаи. Пока не появится кто-то третий.

Который будет ещё хуже.

– Вера, Бог мой! – Костя, второй бариста, бросается ко мне. – Обожглась?

– Что?

Только сейчас обращаю внимание, что горячий кофе вылился на руки и красный фартук. Не чувствую боли, в голове эхом раздаётся людское «Альфа умер». Оно бьёт сильнее, чем кипяток.

– Я сейчас.

Выбрасываю стаканчик в мусорный бак, несусь в подсобку, где хранится всякая мелочь и маленькая мойка для посуды. Вдавливаю ладонь в стену, стараясь удержаться.

В душе что-то переворачивается. Ещё раз, и ещё. Пока не оказывается слезами на глазах. Опускаю голову, глубоко вдыхая спёртый воздух. Светлые пряди лезут в глаза, в носу свербит.

Мне хочется расплакаться прямо здесь, но нельзя. Нужно вдохнуть глубже, взять себя в руки. Отработать смену в кофейне, радостно отвечать на каждый выкрик горожан.

А потом добраться до квартиры и расслабиться. Сбросить туфли на неудобном каблуке, выпить бокал вина. И тогда уже поплакать, уткнувшись в подушку. Стены тонкие, никто не должен услышать, что я оплакиваю прошлого Альфу.

Давид был жестоким, Вера, помни об этом.

Как и то, что никто больше не будет звать тебя Никой.

Прошлая жизнь закончилась, теперь нужно сохранить новую.

– Вера, ты в порядке? – Костя стоит в проходе и явно не понимает моей реакции. – Сильный ожог?

– Нет. Альфа умер, - жму плечами, слабо улыбаюсь. – Теперь же будет лучше, правда?

– Конечно. Сегодня в городе никаких ограничений, все празднуют. Пойдёшь с нами? Куча бесплатной выпивки и веселья. Говорят, новый Альфа собирается обойти основные места в центре, чтобы проконтролировать.

– А кто новый Альфа? Кто-то из стаи?

– Нет, приезжий. Удачно заехал в гости. Выдыхай, Вер, теперь тебя никто не тронет.

– О чём ты?

– Мы живём в одном доме, и я не слепой. Я видел машину Альфы Давида пару раз, и он явно заезжал не к бабульке со второго этажа. Я никому не скажу, ты не бойся, что прошлый Альфа проявлял к тебе интерес.

Проявлял интерес. 

Как забавно Костя подбирает слова. Проявляют интерес к выпуску новостей и тому, как намного раньше расцветают магнолии.

Ко мне Давид проявлял тотальный контроль.

Без шансов уехать учиться.

Никаких отношений с мальчиками, всё строго отслеживалось. С кем гуляю, с кем общаюсь. Во сколько возвращаюсь домой, где работаю. Каждая мелочь в тот же час доносилась Давиду.

А теперь некому за мной следить.

Некому наведываться среди ночи, причитая на съемное жилье. Заглядывать в холодильник, неодобрительно выкидывая испорченную еду. Закатывать глаза на то, что в доме бардак, а половина кровати усыпана книгами.

– Молчи об этом, - прошу пересохшими губами, выдавая себя.

Город сегодня встречает нового Альфу.

А я оплакиваю отца, которого «отцом» не могу называть даже в мыслях.

И ещё, чуточку, оплакиваю свою жизнь. Потому что если кто-то узнает, что я дочь умершего Альфы, то хоронить нас будут вместе.

– Латте с карамельным сиропом, для Оли, - горло саднит от выкриков.

Прокашливаюсь, отдавая напиток посетительнице. Эта западная мода с надписями на стаканчиках начинала раздражать. Кисть устала выводить чужие имена, часто, выдуманные.

Отсчитываю последние минуты до закрытия. Костя давно ушел праздновать смену правления, а на мне всё проверить и убрать. И хотя ещё двадцать минут, я начинаю готовиться заранее. Протираю столики, переворачиваю стулья.

В среду почти не бывает поздних посетителей. Клубные ребята ещё не начали свой движ. Удивительно, введённый в прошлом году комендантский час никому не мешал. Многие умели договариваться с оборотнями, патрулирующими город. Многие из оборотней сами любили наведываться на какую-то вечеринку.

Интересно, новый Альфа разогнал старую стаю?

Почему-то, я совсем не думаю о том, что стало с отцом. Это была схватка или внезапное нападение? Честный бой? Не хочу знать. Давида больше нет, а надо мной словно занесли гильотину.

А искусный палач всё не отпускает верёвку, вынося приговор.

Было всего несколько людей в городе, верных отцу, которые знали, что я его дочь. Господи, меня ведь даже Верой все вокруг зовут, чтобы меньше было намёков.

Любых наследников Альфы принято устранять, чтобы никто не вернулся и не покусился на трон. Как в Османской Империи, только жестче и без жалости. И это при том, что титул Альфы ведь не переходит по наследству, а забирается силой и кровью.

Я видела это, когда отец стал Альфой. Мне было три, а один из детишек-оборотней захотел поиграть со мной. С клыками и когтями, наслаждаясь тем, что я не могу защититься. Пустышка. Без единого гена оборотня, ни следа силы.

А жестокий Альфа разрешал, потому что правда ведь – я бесполезная, обычный человек, которого тот ни во что не ставил. Отец сделал свой выбор, вступаясь, бросая вызов.

Это, наверное, проклятье силы Альфы. Принимаешь пост, а вместе с ним становишься ещё жестче, чем предшественник.

Входная дверь распахивается, впуская холодный воздух летнего вечера. Переворачиваю последний стул и с сожалением думаю, что эти посетители точно заявились надолго.

Неспешно рассматривают вывеску с названиями кофе, переговариваются. И даже не оборачиваются ко мне. Натягиваю дежурную улыбку, проходя за прилавок, а после замираю.

Оборотни, все трое. Не нужно даже смотреть на широкие плечи, вид, словно им принадлежит мир. Достаточно страха, который бьёт в груди. Главный инстинкт. Бежать и не оглядываться.

Когда ребёнок видит родителей, он на интуитивном уровне понимает. Вот мама, вот папа. Так и я понимаю, что передо мной Альфа. Не нужно ни черного цвета глаз, показывающую силу и тьму внутри, ни представлений.

Ты учишься это определять с первого взгляда, если хочешь жить.

Самый крупный среди мужчин, со светлыми волосами и бородой. Грозный, серьёзный. Он не улыбается, не отвечает на шутки своих сородичей. Смотрит только на меня, а я слишком громко опускаю грязную кружку на стол, от чего та трескается.

– Кажется, - голос у него под стать, строгий, сильный. – Я не слышал твоего поздравления.

– Что? Простите. Да здравствует Альфа! Простите, я…

Склоняю голову, рассматривая мелкие пятнышки на барной стойке. Мысленно даю себе подзатыльник за то, что не умею быстро справляться с чувствами. 

– Виват, Альфа, виват, - желаю ему долгой жизни, а заодно и самой себе. – Хотите кофе?

– Американо, с двойным эспрессо. 

– Как подписать? То есть, конечно, это не обязательно, - язык меня не слушается, мозги не работают.

От осознания, что новый Альфа стоит так близко, меня колотит. Если протяну руку, смогу прикоснуться к нему. Если раньше мне не отгрызут руку.

– Дамияр, - мужчина не улыбается, его голос не теплеет. Но и убивать меня не спешат.

Киваю, разворачиваясь к кофемашине. Руки дрожат, пока сжимаю в руках упаковку кофе. Зёрна всё норовят рассыпаться, кнопка заедает. Шум кофемолки заглушает то, как сильно бьётся моё сердце.

Мне нечем дышать, задыхаюсь. Слишком много новостей, меня от них выворачивает. Зачем брала сегодня эту смену? Нужно было сидеть дома, готовить торт на день рождения отца.

А теперь уже ничего не важно.

Сжимаю темпер[1] сильнее, вдавливая молотый кофе в холдер[2]. Ощущение, что ещё немного, и сломаю всё. Хозяин кофейни будет недоволен, но кто будет винить баристу, к которому в первый же день заявился Альфа?

Дамияр.

Мысленно прокручиваю мужское имя в голове, пока кофемашина выпускает пар, очищаясь. Да-ми-яр. Удивительно мягкое и строгое одновременно. Стоит лишь изменить ударение, как нежное обращение превращается в яростное имя.