- Спокойной ночи, дорогая, - мама обнимает меня за плечи и тут же переключается на Курта, похлопывая того по спине. – Доброй ночи, Олег.

- Пока, пап, - бросаю отцу, дожидаясь ответной реакции, и он-таки цедит:

- Доброй ночи, Ульяна.

Специально ведь меня одну выделил! 

Ощущаю на своей талии руку Ганса и вновь возвращаюсь воспоминаниями к нашему жгучему танцу. И тут меня осеняет: чёрт, мы же будем спать в одной комнате! На одной кровати! Там даже несчастной софы нет, чтобы его отселить. Конечно, можно включить Ульяну-скромницу и сказать всем, что до свадьбы мы спим раздельно, и такое даже бы прокатило. В восемнадцать. Но в тридцать... это глупо. 

- Ульяна, - окликает мама, и я оборачиваюсь: сложив ладошки мама стоит у подножия лестницы и смотрит на нас таким взглядом, что меня окатывает волна ошеломляющей нежности. – Доброй ночи, - снова повторяет она, и я чувствую, что она волнуется не меньше моего. 

Курт первый мужчина, которого я познакомила со своей семьёй. И вот мы поднимаемся вдвоём, чтобы закрыться в спальне. Всё, теперь она воочию видит, что её маленькая девочка выросла.

Я вижу, как он ей понравился, вижу, как она за меня счастлива, и ощущаю себя настоящей свиньёй, потому что вынуждена лгать самому родному для меня человеку. 

И самой себе. 

- Надеюсь, ты не храпишь? У меня очень чувствительный сон, - поднимаясь, выдыхает мне на ухо Райнхард, и я решаю быть стойким оловянным солдатиком до конца:

- Храплю, но ты этого не услышишь – у дверного коврика отличная шумоизоляция. 

Он хмыкает и опускает пятерню на мою ягодицу. Кажется, если он чего-то захочет, его не остановит даже ядерный взрыв. Но я намерена доказать ему сегодня ночью, что Москва в два счёта уложит Мюнхен на лопатки. Русские так просто не сдаются.