– Чего тебе?

– Сюда иди, принцесса, блядь, – гаркаю таким тоном, что девки подскакивают.

И спускаюсь на первый этаж сеновала.

Даже думать не берусь, что стану делать, если Соня снова меня проигнорит. Наверное, зарвусь обратно наверх и буду скандалить при всех.

Я говорил что-то про дно? Да, мать вашу, оно рискует быть пробито.

Ну, кто бы, черт возьми, знал, что со мной когда-нибудь такое случится? Никто, блядь. Я как на качелях – то вверх, то вниз. И похрен на все.

На все, кроме нее.

Соня спускается в пижаме. В слишком тонкой майке и в чрезвычайно коротких шортах. Я вижу ее торчащие соски, пупок, плечи, руки, ноги и… Господи, блядь, руки-ноги… Блядь… И другие очертания ее чересчур желанного мной тела.

Ощущая резкий скачок давления, столбенею как баран. Теряюсь, будто она полностью голая. Нет, блядь, ни одна обнаженка меня в жизни так не крыла. Сейчас же я, сука, парализован. Сдохну тупо от того, что не дышу. Не могу возобновить эту функцию. Ни хрена возобновить не могу! Только гребаное сердце пашет за десятерых. Бухает быстро, но при этом тяжело, отрывисто и гулко. Только от этого одуряюще стучит в висках и звенит в ушах.

Я не готов. Абсолютно.

Думал, что готов… Я же видел ее в бикини.

Сука, да когда это было-то! С тех пор столько всего произошло… Точно что-то изменилось. И эти изменения душат меня, будто астма.

Когда мы спали вместе, на Богдановой был какой-то балахон. И я по ошибке решил, что самые острые впечатления уже пережил. Сейчас же… Вот что за блядство?! Для меня она так не одевалась!

Так долго пялюсь на нее, что Соня не выдерживает. В первых солнечных лучах хорошо виден ярчайший румянец. Она прикрывается руками, обхватывая себя за плечи. Раскачивается под моим неадекватным взглядом, пока я незаметно пытаюсь втянуть внутрь себя кислород. А потом и вовсе ныряет туда, где солнце не достает – за тюки.

Я машинально шагаю следом. Напряженно моргая, прослеживаю за тем, как она прислоняется к стене и, слегка откидывая голову, вдавливает в нее еще и ладони.

– Почему ты не пришла? – хриплю едва слышно.

Долбанутое сердце, забывая о том, какую безумную скорость набрало, резко останавливается и мучительно сжимается за грудиной. У него ведь нет ABS[2]. Стираясь в кровь, со свистом валит юзом.

– Потому что испугалась, – выдыхает Соня так же тихо.

Пристально всматриваюсь в ее глаза, но понять смысл так и не могу.

– Чего испугалась? – голос на каких-то эмоциях еще ниже садится.

Богданова втягивает губы, замирает, а потом… начинает их нервно покусывать.

– Много чего, Саш…

– Перечисляй.

Соня шумно вздыхает. Я ловлю это горячее воздушное колебание, и по телу судороги идут. Невольно подаюсь ближе к ней, словно меня в спину кто толкнул.

Благо она не замечает. Потому что в этот же момент начинает тарахтеть:

– Что ты пьян… Что снова скажешь, будто тебе плевать на меня… Что сделаешь больно физически… Что посмеешься и выдашь это сообщение за глупую шутку… Что поцелуй мне не понравится настолько сильно, насколько я это в своем воображении рисовала…

– Стой… Что? Не понравится?

Знала бы она, что и я этого пиздец как боюсь.

– Ну да… Возможно, я перечитала книжек и нафантазировала лишнего… Страшно разочаровываться, когда можно жить мечтой, – выпаливает и берет небольшую паузу, во время которой опять эти свои дьявольские губы кусает. А потом выдыхает и смотрит как-то внушительно серьезно. – Мечты – все, что у меня есть. К сожалению, они всегда ярче реальности.

– Это не было шуткой, – резко выталкиваю, опасаясь того, что скоро моя ебучая смелость, которая всегда пасует перед Богдановой, иссякнет. Качнувшись, на миг касаюсь лбом ее лба. Вздыхаю, чтобы так же быстро продолжить. – И я не пил. Мне не плевать на тебя, признаю. И я бы никогда не причинил тебе вред.