Лукич Светлана Белова

Последнее, что я увидела, – побелевшие губы мужа. А потом в небольшом зале дома профсоюзов погас свет.

Плотнее прижала сына: несмотря на то, что хорошо знала сценарий показа, ощутила нарастающее напряжение. Сердце словно сдавила рука повара, выжимающего сок из лимона.

Присутствующие зашикали, мужчина позади хмыкнул: «Мало завешанных чёрным картин, так ещё это».

Из динамиков прозвучал бодрый женский голос:

– Здравствуйте, товарищи! Вас приветствует автор выставки Семён Невзоров.

Прожектор осветил чёрно-белую фотографию. На ней мужчина в клетчатой рубашке держал в руках фотоаппарат, заслонив им лицо. В объективе угадывалось отражение бескрайнего русского поля.

В зале тишина наполнялась пониманием происходящего, становилась мягкой, податливой, как тесто в руках хозяйки.

– Выставка называется «Незримые», – продолжала женщина из динамиков. – Почему именно так – решать вам.

Прожектор выключился и через секунду осветил новое фото чуть левее прежнего. С него на нас смотрел мальчуган лет пяти – таким серьёзным, пронзительным взглядом, что невольно заставлял задуматься: что же увидел этот ребёнок? И лишь потом оцепеневший зритель вздрагивал и замечал размытый контур позади мальчика. Можно догадаться, что это женщина.

– Андрею четыре с половиной, он из детского дома, – прокомментировал голос.

Свет опять погас. А потом вновь в ярком круге – чёрно-белая панорама поля. Чёткие светлые колосья пшеницы с тонкими волосками по краям. Вдалеке виднеется темнота леса. А между ними, в среднем плане, словно зависла серая пелена, на которой кружочками поблёскивают капельки то ли росы, то ли дождя.

Я знала все эти фотографии вдоль и поперёк. Но в большом формате, в такой необыкновенной обстановке они воспринимались совсем иначе, чем дома на кухонном столе. Почти полгода мы с Сеней тщательно отбирали снимки, думали, как представить их наиболее выигрышно.

Правда, без Кольки, друга мужа, вряд ли получилось бы организовать выставку, а уж до подобной эффектной подачи мы не додумались бы.

Его идея – завешать картины и освещать по одной прожекторами сначала нас с мужем насторожила. Но Колька умел убеждать, а его девиз «Инновациям дорогу» стал решающим аргументом в долгих спорах. Тогда я сказала мужу: «А ведь и правда, Сеня, это свежая мысль. Когда я хочу разнообразить выпечку, но при этом не добавлять лишних ингредиентов, кладу лимонную цедру. Вроде и то же самое тесто, но вкус отличается ароматом и освежает».

И теперь не только зрителей, но и нас самих пробирало до мурашек и вместе с тем завораживало, заставляя внимательно вглядываться в детали каждой фотографии.

Мужчина, который вначале недовольно высказался насчёт ткани, произнёс:

– Действительно, незримо. Но как тонко.

Когда представление основных картин закончилось, включился свет. Сначала мягкий, чтобы не шокировать глаза зрителей перепадами освещения. В полутьме фотографии казались объёмными, а персонажи на них – живыми.

Я подумала: «Наверное, это только мне так кажется. За время подготовки к выставке все снимки стали нам близки, как родные». Посмотрела по сторонам, стараясь считать реакцию публики по лицам и жестам.

Маститые фотографы кивали, шёпотом обсуждая увиденное. Журналисты обступили Семёна: одни строчили в блокноте, другие держали на весу диктофон. Пара микрофонов протянулась от видеокамер.

Я видела, как Сеня отвечал, глазами обшаривая зал. За спинами зрителей и корреспондентов нас с Гешкой он не замечал. Поэтому потянула сына к фотографии, которая висела ближе к мужу.

К фотографу обратилась молоденькая журналистка:

– Товарищ Невзоров, вам помогал кто-то в организации выставки?

– Галина, супруга. И школьный друг – Николай Остапов, – я увидела, как Сеня ухватил за локоть стоявшего неподалеку друга и вручил корреспондентам, а сам направился к нам.

Мы оказались возле памятной фотографии: впервые съездили на Японское море летом прошлого года – накануне первого сентября. Тогда сын пошёл в первый класс. На фото привольно раскинулось море, а на горизонте, охваченном туманом, едва различались баржи, замершие на якоре.

– Сбежал? – прижалась головой к плечу мужа.

– Колька справится, – прошептал Сеня, потрепав сына по голове. – Геш, помнишь, откуда фото?

Тот кивнул:

– Я бы хотел ещё туда поехать.

– Поедем, сынок, непременно поедем.

В зале вдруг загудели, послышались возмущённые возгласы. Муж обернулся и прошептал:

– Чёрт…

Я тоже посмотрела назад и упёрлась взглядом в торчащий гвоздь на стене. Если правильно помнила, там висел крупноплановый натюрморт с хлебом и крупинками соли. Куда могла деться фотография?

Журналисты засуетились, снимая пустоту и заваливая вопросами организаторов выставки. Сеня двинулся вперёд, но Колька уже отвечал корреспондентам, словно маг, делая успокаивающие пассы руками.

Когда торжественное открытие выставки закончилось, мы пригласили Кольку с семьёй к нам на ужин. К семичасовым новостям все собрались перед телевизором. В зале накрыли праздничной белой скатертью стол, мужчины раздобыли спиртное. Хоть я и не одобряю этого, но сегодня такой повод, пусть отметят. Сеня давно мечтал о собственной выставке, да и Колька на самом деле многое сделал, чтобы она состоялась.

Помимо пары простых салатов и горячего, на большом блюде ароматно дышал паром картофельный пирог с лесными грибами.

Сеня его обожает, а Колька готов есть вообще любую мою выпечку.

Кстати, ради этих пирогов он каждое лето и осень таскает Сеню с мальчишками в лес собирать грибы. Мы с Ларисой, его супругой, остаёмся дома. Как говорит Колька: «Грибы любят мужские руки, сноровку и группировку». Мы готовим ужин добытчикам и, когда они возвращаются, помогаем обрабатывать урожай: чистить, мыть, варить.

Я научилась ещё и сушить грибы, что часто экономило нам время. Особенно, когда мужчины увлекались и приносили не только по два больших короба, но ещё и в корзинках. Зато, конечно, зимой с удовольствием готовила жареную картошку или пироги с ароматными лесными боровиками.

Забавно, но мою стряпню Колька любил больше Лариной. Она брала у меня кучу рецептов, но готовить, а тем более печь, не любила, потому и получалось у неё совсем иначе.

– Галя, ну вот как ты всё успеваешь, – раскладывая вилки, певуче растягивала слоги Лара. – Я со своими бойцами разрываюсь.

Я засмеялась:

– Так у тебя их трое! Не считая Кольки.

– А я что? – деланно возмутился Николай. – Я помогаю.

В поисках местного канала он поворачивал ручку телевизора, которая отзывалась звонким «дынц-бымц».

– Точно! – махнула рукой Лара. – Помогаешь бедлам устраивать.

– Давай девочку родим? Будет нянькой, – Колька нашёл нужную частоту, подошёл к жене и приобнял за талию, глянув за её спиной в телевизор. – О! Начинается! Тихо! – скомандовал он, и мы все опустились кто куда.

Промелькнула заставка, отделяющая основные новости и культурные. Диктор сообщила:

«Сегодня в Союзном доме культуры и самодеятельного творчества профсоюзов состоялось открытие выставки фотолюбителя Семёна Невзорова».

Сеня стоял, вцепившись взглядом в чёрно-белый экран. Сюжет начался с момента, когда погас свет, тут же сменился освещённым видом зала, а голос за кадром рассказывал про автора и идею выставки. Говорилось, что работы высоко оценили мастера и критики. Мелькнуло моё лицо, а вот наши три спины поймали возле фотографии с морем. Потом в кадре появился Колька.

– Товарищ Остапов, расскажите зрителям: завешанные фотографии – это ваша идея? – спрашивала молоденькая журналистка.

– Скорее, совместная. Мы не хотели, чтобы до начала представления работы рассматривались все вместе.

– Но, честно говоря, это выглядело пугающе: по стенам мрачные ткани, потом неожиданно погас свет…

– Тем не менее, эффект появления одной фотографии в круге прожектора был поразительным, согласитесь? Готов поспорить, – Колька потряс раскрытой ладошкой, словно сеял муку, – если бы не такая подача, зрители не смогли бы погрузиться в многоплановость кадров, в детали.

Журналистка улыбнулась:

– Необычная подача, тут должна согласиться.

На экране опять появились зрители, рассматривающие фотоработы. Задержка на пустом гвозде…

– Подскажите, – раздался мужской голос, – ситуация с пропажей работы тоже спланирована?

В кадре вновь появился Колька. По его лицу никто не догадался бы, нервничает он, удивлён или спокоен. Едва заметно пожевал губы и бодрым голосом ответил:

– Конечно. У нас всё было сделано так, чтобы вызвать интерес, чтобы зрители задавались вопросами…

– Однако пока ответы на них не очевидны, – теперь на зрителей смотрела та же журналистка с микрофоном, стоявшая рядом с Колькой. – Поэтому я обязательно приду ещё раз. Чтобы внимательно рассмотреть работы товарища Невзорова.

– Да я давно говорил Лукичу, что его фотографии достойны выставки, – вставил Николай.

– Лукичу? – подал голос пожилой журналист, и камера показала его лицо. – Обычно так называют людей в возрасте, а Семёну, как мы поняли, около тридцати.

На экране появилась фигура автора выставки, а Колькин голос объяснял: