– На машину бы записались, пока очередь дойдёт, как раз подкопили бы…

Я уловила неуверенные интонации в голосе мужа, потому поняла: надо докопаться до истины. Сжав полотенце в ладони, повернулась к нему, упёрла руку в бок:

– Ты водить не умеешь.

– Научился бы. Колька вон как лихачит и меня научит.

– Вот именно. Лихачит! – взмахнула полотенцем и повесила на ручку духовки.

– Ладно, – Сеня пошевелил щеками, словно перекатывал за ними воду. – Ничего от тебя не скроешь. А деньги кстати пришлись бы, если б дочка родилась.

Я закусила уголок губ, поехавших вниз. Подошла к мужу со спины, обняла:

– Сеня, милый, дочки в магазинах не продаются…

– Так, может, обследоваться? – наклонив голову, снизу вверх заглянул мне в глаза. – Может, в столицу поедешь?

С улицы донеслось два коротких гудка.

– Иди. Колька приехал, – поцеловала его в щёку, потрепала тёмно-русую кучерявую шевелюру.

Уже на выходе сунула кулёк с пирогом: «Перекусите на вашей натуре». Муж чмокнул меня в лоб: «Ложитесь спать без меня».

***

Слова Сени звучали в голове, не давая уснуть. «Может, обследоваться…» Да, я давно подозревала, что неспроста у нас не получается зачать второго ребёнка. А в последние пару лет появились боли внизу живота. Возникали они редко, по вечерам, потому мужу я о них ничего не говорила.

Первое время думала, что это просто от усталости, накопленной за день. Тем более, наутро ничего не беспокоило. Потом решила: так напоминают о себе годы. Хотя для неполных тридцати говорить о возрасте смешно. Потому посчитала, что мужу не стоит об этом знать.

А вскоре наблюдение за своим здоровьем отошло в сторону. Даже не на второй план, а, наверное, на двадцатый. Началась подготовка к выставке Сени – такое важное мероприятие требовало много времени и сил от всех. Работа, готовка, уборка, а по вечерам посиделки на кухне – отбирали лучшие снимки, обсуждали, как назвать, как подать их.

Мне нравилось помогать мужу. Когда муж и сын счастливы, тогда и у меня на сердце тепло и спокойно. Тогда и боль отступила надолго, мне даже показалось, что всё прошло. Но сегодняшний разговор с Сеней распотрошил законопаченные вопросы и тревоги.

Осложнялось всё моим недоверием медицине, погубившей родителей. Врачи ведь могут только продлить боль, якобы из сострадания пичкая лекарствами, химией убивая болезнь и одновременно здоровые органы. Всё это я проходила дважды: отец умер быстро, а мама… Её крики по ночам нет-нет, да снились мне. Особенно когда сама засыпала с болью, вгрызавшейся в бедро.

Я давно решила, что, если у меня найдут неизлечимое, не буду продлевать муки. Не хочу лежать овощем, причиняя страдания мужу и сыну.

«Может, это всего лишь мои страхи», – пыталась отогнать мрачные мысли, ворочаясь с боку на бок. «Вдруг на самом деле есть лекарство, и я смогу ещё родить…»

Закрыла глаза и в затуманившемся облаке заметила девочку. По виду дала бы ей лет восемь. Как Гешке.

Сделала шаг навстречу, облако рассеялось. Золотистые волосы до плеч, бледно-голубой, почти прозрачный, нежный взгляд. На девочке болтался слепяще-белый балахон, будто светящийся изнутри. Она протянула бледную ручку и поманила.

– Ты моя дочь? – обрадовалась я.

– Я за тобой, – с печалью в голосе отозвалась девочка.

– Кто ты? – ничего не понимая, пыталась разглядеть её получше.

– Мия.

– Какое необычное имя. Никогда не слышала.

– Пойдём, – опять протянула руку девочка, растворяясь в светлом мареве…

Сеня

Запах жареной картошки встретил меня, едва я открыла дверь.

Теперь у плиты чаще крутился муж, потому что мои вечера проходили в хождении по врачам: то сдай анализы, то получи результаты, то одна консультация, то другая…