– Какие все красавцы. Вижу, что воины из вас выйдут славные. А давно ли вы, дети мои, исповедовались?
Этот вопрос застал Каримира врасплох. Считалось, что коготков исповедует улгайский священник, живший в их доме, но тот уехал вместе с Каримиром-старшим.
– Как только чистый Сона вернётся…
– Зачем же ждать? В такой светлый день самое время очиститься ото всех грехов.
– Пречистый, сегодня так много людей, все исповедники заняты…
– Не волнуйся, дитя моё. В моей келье вас уже ждёт мой личный исповедник. Ступайте, ступайте. Чистому телу – чистый дух.
Каримир решил пойти на исповедь первым и узнать, что кроется за этим внезапным предложением. Но, пока он говорил с пречистым, коготков уже увели в другой конец храма. Пробираясь сквозь толпу, он с ужасом увидел, как внезапно открылась тяжёлая дверь, и храмовники почти втолкнули внутрь кого-то из них. Дверь захлопнулась, два послушника встали безмолвными стражами около неё. Затевать драку в храме?.. Коготки растерялись.
– Кто там? – зло спросил капитан.
Все осмотрелись, и кто-то ответил:
– Святоша…
Когда Нику резко толкнули в спину, вынудив шагнуть в темноту кельи, она потянулась за кинжалом… Но его не было. Входящие в храм оставляли оружие в специальном притворе, ибо зачем чистым орудия убийства в обиталище богов?
Выпрямившись, она огляделась. За маленьким столом сидели двое в белоснежных рясах. И одним из них был чистый Отис, а второй… второй вызывал даже большее отвращение: зеленовато-бледный, с сухой шелушащейся кожей и красными белками глаз, он был словно порождение чьего-то дурного сна.
Отис приторно улыбнулся:
– Ты пришёл исповедаться, сын мой? Подойди, не бойся. Это благое намерение. В чистоте должны содержать мы и тело своё, и дух.
Ника осторожно подошла. В конце концов, что могут сделать эти два немощных старика? За дверью стоят верные коготки во главе с отважным Капитаном. И она не будет бояться, просто соврёт что-нибудь и спокойно выйдет отсюда.
– Сядь, вот сюда. Тебя исповедует чистый Хига.
Ника села, не поднимая глаз на этого мерзкого типа. Она ждала вопросов о содеянных грехах, но вдруг заметила, что Хига подался вперёд и тянет к ней свою руку. Она в ужасе отшатнулась, стул под ней качнулся, их глаза встретились. Но это были уже не глаза, а омуты, они втягивали, поглощали, повелевали… Она безвольно откинулась на спинку стула, и тот стал падать. Жуткие омуты исчезли, и, уже в падении, Ника жутко заорала:
– Паук!!!
Стул опрокинулся, она больно ударилась головой. Но ещё за мгновение до этого дверь распахнулась, и в комнату влетел разъярённый Капитан с повисшими на нём храмовниками, а следом пытались прорваться и другие коготки. Хига опустил капюшон на лицо. Отис встал, изображая оскорблённое негодование.
– Кто смеет прерывать тайну исповеди? Я наложу на вас епитимью!
Храмовники, наконец, отпустили Каримира, но встали по бокам.
– Простите, чистый Отис. Я услышал крики и подумал, что кому-то нужна помощь.
– Мальчик случайно упал.
– Паук, Капитан. Я увидел паука.
– Я понял, Виндар. – Каримир помог ей подняться и шагнул вперёд, встав между ней и Отисом. – Ещё раз простите, чистые отцы, но Виндара нужно срочно отвести к лекарю. Он жутко боится пауков.
Коготки сзади стояли плотной стеной, готовые исполнить любой приказ Капитана. И Отис понял: сегодня он проиграл. Чуть заметным жестом велев храмовникам отойти, он холодно произнёс:
– Непотребно срывать тайну исповеди, хоть бы и небеса рушились на землю. Вот наказание для всей агемы: завтра на заре прийти, встать на колени и десять раз пропеть покаянную молитву. Да очистят вас боги.