Она терпеть не могла сидеть без работы, но тайно мечтала об этом. Пока тело изнывало от боли, которая накопилась вместе с усталостью за прошедший день, пока мелодия гитарных струн защищала от суеты окружающего мира, пока внутренняя тревога только кралась медленными шагами к горлу, пока…
Оповещения в один миг посыпались рекой. Всегда писали ей, даже если новеньких был десяток, а волонтеров сотни. Ведь она была главной. Самой известной. К счастью. Наверное.
Тяжелый вздох, предвещающий, что работа начинается, не давая места чувству собственной ненужности.
– Эллиот, пойдем. Нашего полуночника заметили в центре, в ресторане у Олли.
– Устаревшая информация, – пробубнил Хью, словно ему было все равно на эту информацию. – Он попал на фото, когда заходил в Опиум. Кстати, с кем-то из местных.
На последнем слове по лицу Хью растянулась дьявольская усмешка, заставившая Нат нервно поежиться. Она не была уверена, что смогла перевести его жаргон, но…
– Это церковь, – прочитал ее мысли парень. – Рядом с перекрестком, где на днях у нас было массовое самосожжение. Хоть это ты должна знать.
Должна. Слышала. Даже попыталась посмотреть несколько видео, но не смогла. Наверное, глупо в их ситуации бояться смерти? Но Нат боялась, как боялся и Эллиот, как и те люди, кто облил себя бензином за две минуты до полуночи.
– Ничего, справимся сами. Спасибо за подсказку, – процедила Нат, выпрямив спину и спрятав вдруг окоченевшие руки в карманы.
Ей надо было собрать все силы, что у нее были. Чтобы отогнать усталость и подняться с холодного пола. Чтобы скрыть тревогу, которую Эллиот все равно считывал. Она знала это, как бы хорошо она ни пыталась контролировать свои чувства. Чтобы отправиться в место, где полуночника, скорее всего, уже нет в живых.
– Умри уже наконец сегодня, – прошептал на прощание Хью и отбросил еще горящий окурок за пределы крыши.
***
– Я не хочу умирать…
Бормотал в полудреме Марк, пока его сознание только и находило остатки сил на эту странную мантру.
– Я не хочу умирать…
Отмытый, в льняных рубашках и брюках, зачесанный назад до такого неприличия, что мокрые волосы походили на зарисованную маркером лысину. Адепт местной секты, суть которой он еще не понял, да и не мог понять. Он боялся, и его страх в закованном в сон теле мог твердить только об одном – он не хотел заканчивать свою жизнь. Тем более вот так.
– Брат, ты уверен, что слышал его слова верно?
Это в его голове или за ее пределами? А голос женский или мужской? Может, это вообще говорят стены, которые перемещались каждый раз, когда Марк пытался открыть глаза?
– Никаких сомнений. Он полуночник. Если нам повезет, он вспомнит больше, чем люди до него. Он окажется избранным. Боль очищает омут и вытягивает из омута памяти.
Избранный. Слова вертелись на языке, пока Марк даже не мог пошевелить им. Роем в голове кружили вопросы, не давая услышать ничего больше. Тонкая щель глаз, которая сама по себе возникала пару раз в минуту, почти не давала информацию: фигуры, все одинаковые, черные, вроде люди, но скорее бесформенные пятна. Будто от похмелья. Может, он все-таки слишком хорошо отметил мальчишник?
– Что ты помнишь о том мире?
Вопрос, ставший частью туманной дымки. Без точного получателя, без интонации, без индивидуальности. Возникший сам собой в голове. До тех пор, пока внешний мир не коснулся лица Марка сильной пощечиной.
– Что ты помнишь о том мире?
– О каком, блять, мире? – Горячая пульсация разрушала гнетущую иллюзию нахождения в тумане. Знакомый запах ладана ударил в нос с такой силой, что Марк удивился, как он не замечал этот отравляющий аромат раньше. Попытка дернуться, встать с холодного мраморного пола не дала успехов – руки за спиной слишком крепко стягивала веревка, уходящая куда-то к стенам.