Спустя эти две недели темноты все кардинально изменилось. Материнство расцвело внутри меня во всем своем великолепии. Теперь я плакала разве что от радости, пела каждое утро в душе, смотрела на своего сына, и он казался мне самым красивым ребенком в мире. Я смахнула пыль со своего фотоаппарата, делая в среднем тридцать снимков в день. Я снова влюбилась в своего мужа. Что бы он ни делал, все мне казалось великолепным, все было просто божественно. Он молча, чтобы не сглазить, наблюдал за этим преображением, как наблюдает человек за яйцом, из которого вот-вот кто-то должен вылупиться: «Интересно, там будет нежный птенец или страшный крокодил? Уж будет кто будет, лишь бы моя жена вернулась».

Кормление грудью стало для меня самым уникальным опытом, который я когда-либо переживала. Я откладывала все дела и планы на день в сторону и часами смотрела на личико своего сына, все еще не веря, что смогла произвести на свет такое совершенное существо. Именно тогда, в те моменты, я впервые спросила себя: «Как я вообще жила до того, как у меня родился ребенок?»

Я больше не представляла себя без него. Уже почти не помнила, какой была моя повседневная жизнь до того, как я стала матерью. Это было откровением. Я была счастлива. И это состояние счастья и влюбленности в мое только что обретенное материнство длилось очень долго. И длится до сих пор.

Итак, мой собственный жизненный опыт навсегда изменил мое представление о материнстве, разделив на «до» и «после» мое видение не только как женщины, но и как педиатра.

Когда новорожденных приносят ко мне на первый осмотр, как правило, я вижу усталых и бледных женщин, без капли косметики, которые к тому же медленно ходят, опираясь на коляску. Они смотрят на стул, как смотрят на врага, и я их прекрасно понимаю, потому что для меня это тоже было пыткой – сидеть без своей подушки, с которой я практически не расставалась. Как только они устраиваются поудобнее, усаживаясь бочком, они тут же начинают говорить о родах: сколько малыш весил, какой у него был рост и так далее. Но в тот момент, когда я неожиданно спрашиваю у них: «А как вы себя чувствуете?», многие начинают плакать. В подавляющем большинстве случаев это сдерживаемые слезы, но они идут из такой глубины души, что доходят даже до меня, причиняя мне боль. Я знаю, что они чувствуют, и знаю, как они себя чувствуют. И этому не учат ни в одном университете. В таких случаях я говорю с ними голосом своей матери, когда она пыталась поддержать и утешить меня.

– Я знаю, что ты чувствуешь, и тут нечего стыдиться и не нужно переживать, – говорю я им. – И ты не должна чувствовать себя виноватой. Ты устала, тебе больно, ты измучена, и иногда тебе просто хочется поплакать. Я знаю, что сейчас ты мне не поверишь, если скажу, что, когда в следующий раз увижу тебя через неделю, ты будешь чувствовать себя намного лучше, а еще через месяц ты войдешь в эту дверь, смеясь и держа ребенка на руках, а не в коляске, и ты будешь радоваться и петь, и даже немного накрасишься.

Они с полуулыбкой смотрят на своих мужей, и те, испытывая огромную благодарность за мои слова, поддерживают их: «Конечно, дорогая. Вот увидишь, так и будет».

Между нами тремя устанавливается особая связь. Вот почему так важно, чтобы отец ребенка приходил на прием к педиатру. Потому что в первые дни все думают только о новорожденном, но как насчет новоиспеченной мамы?

И после многих минут разговора, когда разрешаются все сомнения и проливается свет на все вопросы, когда ты узнаешь, что имеешь право чувствовать себя так, как ты себя чувствуешь, а не как ожидают от тебя другие, когда появляется уверенность, что выберешься из этого туннеля, после всего этого приходит время уступить место на сцене твоему ребенку. Настоящему главному герою.