Я задрожал. Потрогал лоб и щеки – они горели. Ничего себе у меня с фантазией! Ох, не зря меня признали дефектным. Говорят, что только программа контроля за утилизацией генетических материалов и нормы сохранения образцов, введенные предыдущим составом Государственного Совета, уберегли таких, как я, от переработки в белковую массу.

Раньше было: неудачный, несоответствующий характеристикам, не развившийся в течение шести недель образец – возвращайся-ка обратно в первооснову.

Нет, честно, я был благодарен неизвестным мне людям, но иногда думал, что лучше бы мне и правда превратиться в питательный бульон для кого-нибудь более нормального, чем я.

Ну, ладно. Допустим, у Дикки сформировался комплекс незащищенности из-за того, что в спальню к ней по ночам… Так, пропустим это, долой картинки из головы. Но со временем угроза исчезла или не исчезла? Ведь Дикки выросла. Даже если она получила психотравму, любой профильный джинкочи поправит это за несколько сеансов. В крайнем случае ставят нейромедиаторные «заглушки», и воспоминания уже не вызывают у тебя травмирующего психоэмоционального отклика.

Возможно, конечно, что психотравма оставлена как память, как предостережение. Примерно, как некоторые из ол-гурэнтай режут себе руки, делая «зарубки» о поражениях или поимке городской полицией.

В этом, несомненно, есть что-то неправильное, нездоровое, но понять я это могу. Пожалуй, со временем «Бертраны» могли даже превратиться в фетиш. Только вот избавиться от того, что за таким простым объяснением прячется нечто большее, я не мог.

Матрас извелся подо мной, подбирая успокаивающие формы, но я не лежал на месте, а перебирал ногами и переворачивался с боку на бок.

В сущности, если отельный искусственный разум не нашел ничего предосудительного в том, что Дикки всюду таскает турели, стоит ли беспокоиться мне? Странности есть у каждого. Посмотрите на Фанг-Кефанга, на Янгона. Да на меня, если хотите. У-лю-лю. Сютун вообще – странность на странности, и то, что он периодически бывает вменяем, нисколько не говорит о том, что в иное время он не скачет по улице с нагинатой, изображая легендарного воина Бэнкея.

А турели…

Если человек чувствует себя в безопасности от куклы-медведя на кровати, ароматической палочки в горшке или пистолета в кобуре под мышкой, пусть. Я вполне могу примириться с турелями. Хотя, конечно, у меня тоже может развиться психологическое расстройство.

Я вздохнул и обнял подушку, представляя девушку. Дикки, Дикки, бедная ты моя. Я защищу тебя от любой опасности.

В голове моей неожиданно звякнул вызов. Эвер Дикки Хансен! Ох! Ух! Я сел на кровати, пытаясь утихомирить разогнавшееся сердце.

– Да?

– Здравствуй еще раз, Тиро, – произнесла Дикки у меня в голове, словно находилась рядом.

– Ага, – сказал я.

Идиот, конечно. Поздоровался, называется. Ага.

– Привет, – поправился я.

– Ты как, договорился с ребятами? Поводите меня по району? – спросила Дикки.

Я уловил ее улыбку.

– Да, – сказал я, – никто не против. Только тебе надо определиться со временем, потому что, чтобы обойти весь район, нам понадобится два, два с половиной часа. А если идти медленно, то три.

– Я поняла.

– Плюс обед.

Замечательная Эвер Дикки Хансен рассмеялась.

– Само собой!

– Мы обычно собираемся во дворе к девяти, но лучше ждать нас в десять. Ну, на всякий случай, вдруг у кого что случится. Мы можем задержаться, потому что обстоятельства. А к десяти мы точно будем.

– На выходе из «Патон-де-Люкс»? – уточнила Дикки.

– Да, – сказал я. – Или тебе рано?

– Нет, мне как раз. Кроме ол-гурэнтай и гоуто у вас никого нет? Всяких там «дундэнов» или «боевых макё»?