И ведь так и не позвонил… Казалось, под слоем прошедших лет эмоции утихли, и я его простила. Но нет. Нет. Нет. Злость замешивается в коктейль с ожиданием, и они начинают свое танго по моим нервам, ослабленным событиями последних недель.

Преследуют тревожные флэшбеки. Я стою на углу у школы. Пять минут – его нет. Десять, пятнадцать… Мне так стыдно стоять одной и ждать. Я хочу сбежать и больше сюда никогда не возвращаться. Но страх, что я сейчас уйду, а он возьмёт и придет, приковывает меня к этому углу ещё на 15 минут. И лишь спустя половину часа я понимаю, что ждать бесполезно. Сначала плетусь домой медленно, но вот яркой молнией в голове вспыхивает надежда, и я почти бегу. Уверена, он мне позвонил и хотел всё объяснить. Только я-то в это время ждала у школы. Ну, конечно, всё так и есть! Радостная отпираю дверь. С порога кричу: «Кто дома?» – зная, что родители ушли в гости, а брат спокойно относится к бурному проявлению эмоций.

Из его комнаты доносится хмурое: «Я».

О, неужели он спит? Не может быть! Скорее снимаю ботинки, чёртова шнуровка долго не поддаётся. Заглядываю к нему:

– Он мне звонил? Что просил передать?

– Кто он, Свет?

– Ну… – чуть смущаюсь, чувствуя, что, похоже, спалилась. – Парень какой-нибудь мне звонил?

– Нет. Не звонил никто, – бурчит брат и отворачивается к монитору, видимо, намекая, что мне пора уйти.

– Ну, может, звонил, а ты спал и не слышал? – говорю чуть тише и ощущаю, как последняя надежда ускользает, оставляя за собой холодный, неприятный след: меня продинамили.

– Свет, никто не звонил. Я не спал. В «контру» рубимся. Не отвлекай, а? Дай поиграю, пока родоки ушли.

– Играй, Дим. Я пойду посплю, наверное.

Я чувствую, как внутри меня образуется что-то настолько мерзкое, что я даже название этому придумать не могу…

На утро понедельника вдруг снова поднимает голову надежда, рисуя тёплые картинки того, как он находит меня в суматохе школьных коридоров, подходит и извиняется. И как я его прощаю. Я готова была поверить любому его оправданию: спасал планету от нашествия пришельцев, помогал больной маме, переводил бабушку через дорогу…

…Учебные будни начались по расписанию, только Паши в тот день не было. Как не было и в следующие, бесконечно долгие, три недели. За это время я успела выучить расписание его класса. Моя подруга удивлялась нашим новым маршрутам, но стоически мотала круги по школе на пару со мной, рискуя опоздать на физику или, того хуже, в столовку.

А потом, в один прекрасный день, когда я уже отчаялась узнать, что происходит, он вдруг появился. Я заметила его высокую фигуру в конце коридора. В джинсах и тёмном джемпере, он шёл в кабинет информатики, соседний с нашим математическим. Мне повезло, что я стояла у окна одна. (Моя подруга заболела.) И вот сейчас есть шанс подойти и всё исправить. Но он прошёл мимо, хотя и очень пристально смотрел на меня, но при этом не улыбался, как обычно. Только вблизи я заметила несвойственную ему бледность и синяки под глазами.

Жесть… Болел он, что ли? И почему не подошёл? Ну ладно, свидание не сложилось, но приятельские отношения никуда же не делись? Или делись… Две математики прошли как в бреду, вместо сложных уравнений я решала в своей голове задачки с миллионом неизвестных и одной постоянной – Пашей.

Дни тянулись за днями и сменялись неделями. Заканчивалась четверть, потом учебный год, а за ним и другой.

Последний звонок прозвенел громко и весело. Как странно: чуждая нашему поколению коричневая школьная форма с белым фартуком придала фигуре мягкие очертания. Туфли на высоком каблуке сделали юбку бессовестно короткой, а ноги, затянутые в капрон – восхитительно длинными. Два белых банта и мягкий макияж… В тот день я себе нравилась даже на свой критический подростковый взгляд. Было в моём образе что-то трогательное и прекрасное, такое, что мама промокнула глаза платочком, думая, что я этого не заметила. А среди всех выпускниц наших одиннадцатых именно меня выбрали для того, чтоб подарить праздничный букет директору.