Потом пришла первая здравая мысль. Мест, которые «водят», и в его мире имелось немало. Воевода усмехнулся: «В его мире», – и неожиданно спокойно воспринял эту мысль. Если то место выгнало его из той чаши, то оно и сыграло с ним эту шутку.

Шутку ли? Было, было пожарище на том месте …, но Воевода не довел эту мысль до логического завершения, – не умел он это делать. Это же не военная стратегия, или тактика. Но это же принесло ему нужное успокоение, и желудок отреагировал на это довольным бурчанием.

Еще одна ночь, а за ней и день прошли без излишних хлопот. Неосторожных зверьков больше не встретилось, но, зато, удалось поймать в силки большую и красивую птицу. Жаль было лишать красоту жизни, но не в его положении было думать об этом.

К наступлению новой ночи произошли изменения. Возвышенность закончилась, – и намеченная тропа круто катилась вниз, сначала к невеликой речке, где весело играли небольшие рыбки. Воевода невольно залюбовался их игрой, но они тут же разбежались в траву. И причина этому нашлась сразу. Одна рыбка замешкалась, – и стала жертвой большой рыбины.

Воеводе снова повезло. Эта рыбина опять затаилась в ожидании новых жертв за корягой как раз напротив его, – и снова меч подарил ему пропитание.

А за речкой опять потянулся белоствольный лес, легкий, воздушный, но с роями мелких неугомонных хищников, кои и в его мире встречались, но в меньшем количестве.

Травки смалды Аромей не нашел, но нашлась другая, незнакомая с неприятным, почти отвратным, запахом. Дыхание перехватывало, и руки покрылись волдырями после растирания сей травы, но кровопивцы к нему уже не приближались.

А утро открылось тяжелым, непроглядным холодным туманом. Воевода безучастно доел остаток вчерашней рыбы, и тяжело поднялся с поваленного ствола. Одежда намокла и сковывала движения. Не мешало бы обсохнуть, но не было никакого желания бродить по лесу в поисках сушняка. Даже мысль о дальнейших планах была безучастной. Пока шел поверх заросшей лесом трещины, все казалось ясным. А теперь и лес пошел не такой чистый, да и неизвестно стало, каких ориентиров держаться. Речку почему-то он сразу отмел, хотя она-то и могла привести к той протоке.

Наконец, слева заиграло красным заревом солнце, – и стало понятно нужное направление, а туман уже не был помехой. Одежда мало-помалу просохла, – и идти стало легче, только под ноги попадало слишком много мелких хрупких веток, – и Воевода быстро устал, но упорно продолжал идти вперед.

Увы, белоствольный лес быстро закончился. А вместе с ним закончилась и расщелина, точнее, она вместе с речкой круто повернула влево, чтобы в обозримой дали повернуть еще раз, но уже навстречу ходу Аромея.

Аромей осмотрелся, и теперь уже не был уверен в выборе направления. Хоть назад по своему следу возвращайся. А след-то по лесу заворачивал по лесу не то дугой, не то зигзагом, но уже солнце закатилось за тучу, и начал накрапывать дождь.

Воевода неспешно поднялся в гору: и осмотреться требуется, и от дождя укрыться под широкими лапами деревьев. Но еще в начале подъема он ощутил уже знакомое беспокойство, которое росло и росло по мере движения вперед. Поначалу это объяснялось тем, что понял, что сбился с пути. Правда, это могло быть и к лучшему. Осмотреться надо.

Но смысл беспокойства стал ясен, когда впереди показалась невысокая, вросшая в землю избушка, а рядом с нею все те же знакомые деревянные «куклы».

«Куклы» были древние, а… трупы людей рядом с ними свежими: еще не успели почернеть раны, густо облепленные насекомыми, и знакомый запах смерти еще не ощущался. Еще как ощущался! Вот почему ТАМ кости-то были раскиданы. Вот как жертвы-то приносят? Не знал, хотя и слыхивал об этом.