– Я в лес пойду. Пусть тогда попробуют меня окрестить силком. – С размаху бросил шапку оземь, судя по всему, ветеран, но Еремей не помнил его имени. Или Чуприна, кажется?
Однако, не было на разговоры времени, да, похоже, и наговорились уже.
Еремей поспешно заскочил к Бирюку, и, уже выходя, увидел, как растекаются во все стороны его вои.
Дружина княжеская наехала на капище с факелами. Сумеречно еще было, но не для свету факелы-то. Еремей видел, как нервно шарахаются во все стороны кони, как вои прячут взгляды за высокими воротниками да, в землю уставившись.
А не смог ведь князь полностью отлучить их от старой веры!
Дружина княжеская на конь была, оттого и не успели волхвы, совсем не успели. Да, и что значит бренное тело супротив оружия? Потемнел лицом Ерема, поскольку остается только одно: ему погибнуть вместе с идолами, ибо приказал князь непокорных рубить, идолов сжечь. Приказал, и первым двинулся к лику Перуна.
Еремей сдернул покрывало с камня. Он не был уверен, что камень сможет защитить, если даже боги бессильны, но таков был сон, а сны в купалову ночь, говорят волхвы, вещие.
Ерема невольно зажмурил глаза: ярко вспыхнуло капище-то, запылало. Но не так, как хотел князь. Вспыхнуло все разом, – и не вытерпеть человеку этого огня.
– Сгорит же лес, княже. И град сгорит. – Слышал Ерема, как застонали, запричитали дружинники.
– Все не сгорит. – Ответствовал князь, поводя окрест пустым взглядом. – Болота кругом. Вода огню хода не даст.
– Эх, княже. – Больно заныло сердце Еремы. – Мосты жжешь.
Водилось за князем такое, если хотел удержать дружину на месте.
Но сегодня он не смог ее удержать – дым, огонь и чад погнали их прочь, до самого града. А там уже, почитай, все горожане взбунтовались, не пустили дружину в город.
От того ли он проснулся, лучи ли солнца рассветного разбудили, но вскочил он на ноги, а душа во сне оставалась. Не мешало бы водицы испить и умыться.
Родника он не нашел, зато неподалеку озерцо оказалось.
Аромей наклонился к воде – и отпрянул: он и Еремей из сна – одно лицо.
Воевода недоверчиво встряхнул головой и снова посмотрел на свое отражение в воде. Так и есть – одно лицо. И имена похожи. Княжеского имени он не услышал, но не признать в князе Императора Члуна не мог. Или так уж себя настроил?
У снов, как говорится, свой резон, но этот сон не выходил из головы весь день. Ни есть не хотелось, ни пить, и ягоды не доставляли сладости.
Только к вечеру пришла первая догадка. Его товарищи по несчастью и есть дружина. А как иначе? Местные маги, видать, решили поиграть с ними.
Еще при деде Члуна-Икосаэдра, Члуне-Октаэдре, в Империи сильно «укоротили руки магам», дозволив заниматься магией только восьми Боевым Магам, да и то, только в боевых целях. Разумеется, Аромей этого не застал, но не велик этот секрет. Конечно, далеко не все согласились с этим, отношения обострились, – и уже Доде в самом начале своего правления предъявил Магам ультиматум. Маги в ответ на него отказались признавать Империю, и объявили Пригорье своей территорией. Доде не замедлил объявить им войну, – и… проиграл. Проиграл даже при том, что и Степь к тому времени начала гонение на магов. Более того, у злых языков нашелся повод утверждать, что это не без помощи магов Доде и «впал в детство».
Воевода тревожно оглянулся назад. Надо было, конечно, разбираться там, на месте, – но не возвращаться же назад. Хотя почему не возвращаться, – град-то где-то рядом с капищем должен быть. Далеко ушел, однако.
Но и это – не факт. Там Аромей пребывал как бы в огромном пузыре, – точно, именно в пузыре, и одежда у него была иная, и оружия не было, и у князя от Члуна было только лицо, а значит …. А значит, не они там были.