что меня размягчит и съест —
для меня долгожданно сбудется,
как для Музыки – Дркин-фест.
А не съест – значит, скормит ослику,
на котором спешит Ходжа —
не к пустому греху, не к постригу,
но к прекрасной своей Гюльджан…

«Я смущён. Я не знаю, что делать…»

Я смущён. Я не знаю, что делать.
Это правда. Спасибочки Вам.
Предложение – голым побегать —
анонимно приходит в бедлам
головы моей, полной стихами,
и цветами, и «чем только не»…
Я смущён, очарован я Вами,
что логично, увы, не вполне.
Я женат. Вы замужняя дама.
Я селянин. А Вы из Москвы.
Да, мы встретились там, дело знамо,
но не ищет стрела тетивы,
находясь в своём хищном полёте,
позади – даже сам Купидон.
Вероятно, меня Вы поймёте,
и за это – смущённый поклон.
Нет, «смущение» – слабое слово,
если в сердце вошло остриё.
Это всё, ясен перец, не ново.
Но в груди – и стрела, и копьё.
Купидон без промашек стреляет,
да и Вы копьеносица – ух!
Слава богу, я крепкий селянин —
в бренном теле есть воля и дух.
Бегать голым, пожалуй, не буду.
А металл из груди удалю.
Уподоблюсь не Спаму, так Флуду —
чтобы память свели Вы к нулю.
Не приеду в Москву Ипполитом,
Вас не буду тащить «в номера».
Но беречь буду свято, закрыто —
и копьё, и… стрелу-бумеранг.

«Я хотел бы с тобой… подурачиться …»

Я хотел бы с тобой… подурачиться —
на весеннем ли нежном лугу,
на пруду, где карасики прячутся,
или в городе М – на бегу.
Озорница ты – в этом уверен я,
так и мне – только волюшку дай!
Но могу оказаться и Берингом,
открывая дурашливый рай.
Я забавился с музами… разными…
жаль, что лодки чинить забывал.
Мы с любой из «моих» крепко связаны,
но при каждой – моряк-адмирал.
С кем забавишься ты? Не ревную я.
С лёгким чувством альбомы смотрю.
Активистка моя… Антифурия…
Не мешаю, и благо – дарю.
Но мечтаю с тобой подурачиться,
не сдаётся дурёха-мечта.
Распыляет препятствия начисто
путеводная швейка-звезда.
Зададим, что ли, жару, красавица?
Не задумаю зла, если – нет.
А судьба чудесами бросается,
или это подтаявший снег…
Снеговик получается топовый:
нос-морковка, глаза, все дела!
К нам летит Дед Мороз. Утро доброе.
Лодка спрятана. Значит – цела.

Сорока

Твой номер – №40 в стихопаблике моём.
Скажи мне – это мало или это дофига?
Здесь нет случайных лайков.
Здесь душа – дверной проём.
Здесь вряд ли кто приемлет лошадиные бега.
Приветики, Сорока-белобока ты моя!
На что же подписалась ты, вернее – на кого?
Прескверный я мальчишка,
друг больного воробья.
Среди зверей с рогатками – друзей ни одного.
Ценитель вольной Музыки, вселенской Красоты
и прочих непрятных золочёной массе сфер.
Любитель рифмоделия,
но больше – Доброты.
И вот уже недели две как твой – Володя Сквер.
Недавно мне сказали, что «элитный» я поэт,
я искренне смеялся —
вместе с тем, кто так сказал.
Но если присмотреться —
супермаркетов здесь нет
(хотя дорогу помню до сельмага и назад).
В подписчиках – рок-звёзды,
поэтессы высших проб…
И ты – оплот спасения заблудшего мирка.
Люблю тебя… и всех…
при том, что старый мизантроп —
я, кстати, не припомню своего здесь номерка.
Здесь мало земляков моих, здесь нет моей родни,
никто не отмечает впуск и выпуск новых книг.
Ты знаешь, допускаю, что и вовсе мы одни —
по крайней мере, в этот
виртуальный бложий миг.
Я счастлив, что с тобой
мы познакомились офлайн,
сие и правда много – для времён а ля эфир.
Ну, ладно… «Многа букаф» —
где должно быть больше тайн.
Спасибо за лазейку в настоящий Божий мир!

«Совсем недавно – в первых числах сентября …»

Совсем недавно – в первых числах сентября —
ко мне наведался дружбан по институту,
солидный дядя, голова не без царя,
любитель выпить – не любитель бить посуду.
Он рассказал мне о своих айти-делах,
я поделился – чем живут сейчас поэты…