День защитника Отечества выпал на воскресенье, поэтому основные поздравления сотрудникам-мужчинам звучали в понедельник.

– Желаю вам оставаться таким же прекрасным и смелым. И пусть вам сияет ваша звезда, – сказала я тихо, стоя бок о бок с Андреем у информационного стенда.

– Спасибо. Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла, – загадочно ответил он, не поворачивая головы.

Вместе со мной переживала, трепетала и радовалась Лена. «Это потрясающе! Потрясающе!!! – писала она с таким количеством восклицательных знаков, сколько я не видела за все десять лет нашей дружбы. – Как я рада, что в мире есть ещё нечто романтичное и что это нечто происходит с моей подругой!»

Именно на волне этого сумасшедше яркого чувства я снова, после двухлетнего перерыва, вернулась к стихам и написала «Неназванное».

Так сильно любить, как не было тысячу лет.

Так рьяно творить, за сонетом слагая сонет.

Столь жадно мечтать, поднимая глаза к небесам.

Столь страстно желать прикоснуться к твоим волосам.

Теперь я всей душой понимала Квазимодо, заветным желанием которого было провести пальцами по волосам Эсмеральды. Щёгольская шевелюра Андрея стала моим источником вдохновения. Позже я упомянула её в другом стихотворении. «Чёрные волосы в снежной короне», – легли на страницу старой тетради неровные строки.

В сети мои стихи сравнивали с музыкой. Знакомый бард так написал про «Неназванное»: «Из него может получиться хороший вальс». И мне хотелось танцевать от заслуженной похвалы и жаркого прилива чувств. Неуёмная энергия жаждала выхода.

Первый день марта принёс интригующую весть: в открытый доступ попала новая общая фотография коллектива. Необходимость в ней назревала давно, а уж после ухода Нинель Витальевны вопрос встал особенно остро. Говорили, директору неприятно видеть её фото на сайте лицея.

Впрочем, взаимоотношения Тамары Алексеевны с её бывшей сподвижницей меня давно не занимали. А вот первое совместное фото с Андреем – совсем другое дело. К этой съёмке я готовилась тщательнее, чем к какой-нибудь индивидуальной фотосессии. Почти весь вечер выбирала наряд, мудрила с причёской, заранее разложила на комоде тени и кисточки, а самый главный вопрос – «Какой ободок выбрать – чёрный с камеей или с бусинами?» – решался ещё полчаса.

Столько труда и усилий… Не могли они оказаться напрасными!

– Слышала, новое фото появилось, – напомнила я будто между прочим, не отрываясь от проверки тетрадей. – И как оно, сносно?

Андрей, сидевший напротив, с каким-то задором и весёлостью ответил:

– Вот остальных я бы на конкурс красоты не отправил, а вас – да.

– О!

Комплимент был оригинальнее, чем «Вы очень хорошо выглядите», и это укрепило мою уверенность в желании общаться с Андреем.

Наступил день празднования Восьмого марта. В женском коллективе мужчинам нелегко приходится: хотя цветник – это само по себе хорошо, некоторые розы могут оказаться чересчур привередливыми, а кто-то вообще временами превращается в кактус. Поэтому угодить всем можно только с помощью чего-то грандиозного. В этот раз мужчины почти в полном составе – восемь человек – выбрали композицию «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». И если сложить все секунды, когда Андрей бросал на меня взгляды, получилась бы минимум половина песни. Потом она несколько дней подряд звучала в моей голове, и я то и дело напевала её с блаженной улыбкой. Для полного счастья мне не хватало, чтобы Андрей вообще не отрывал от меня взгляда, но тогда всё было бы слишком очевидно.

Собственно, а что такое это «всё»? Чем было наше общение и что позволяло мне говорить «мы»?