Юноша удивился стойкости хрупкого огонька, коря себя за содеянное, хотя в глубине души и знал, верил, что он не погаснет. Он просто не мог.
Пошарив рукой в ящиках под столом, выполнявших с одной стороны своеобразную ножку, Грэгард обнаружил небольшую записную книжку, прошитую кожей. На нескольких первых страницах скорой рукой были набросаны некоторые расчёты. Юноша перелистнул их вместе с последующей пустой страницей, а на вновь образовавшейся свободной «первой» слева в верхнем углу написал дату, а ниже: «Первый день на судне».
Он не знал, зачем это делает, тем более, признаться, никогда не понимал тех, которые ведут дневники. Он хотел было написать об этом, но то ли нечаянно, а быть может нарочно поставил небольшую, даже аккуратную и красивую кляксу. Такую, какой, кажется, и должна быть та самая настоящая из них. Но что-то в ней было не столь идеальное, от чего она казалась ещё милей и родней. Она словно обозначала собой недосказанные мысли и чувства юноши.
Тяжело выдыхая, Грэгард потёр руками лицо, вскоре как-то обречённо и вместе с тем обнадёживающе устало посмотрел на раскрытую книжицу.
Если поначалу ему казалось, что ещё не все присутствующие в каюте уснули, нехотя став сонно-любопытными свидетелями его начинания, то сейчас его почему-то не покидало ощущение, что все уже провалились в сладкую дрёму.
Показалось, что за окном светает. Грэгард закрыл блокнот, убирая его на прежнее место, но чуть по-иному, а затем потушил свечу.
В погрузившейся в свет ночи каюте незанавешенное окно казалось светлее. Смотря в небесную даль, юноша подошёл к нему. Поднеся стоящие ранее всё на том же столе и довольно громко, как показалось в чуткой тишине посвистывающих дыханий, идущие часы к холодному, леденящему свежестью прохлады свету, проникающему сквозь стекло, он обнаружил, что стрелки лишь недавно миновали полуночную отметку. Хотя, как по внутренним ощущениям после сна, так и по необычайно светлой ночи, казалось, что вот-вот горизонт начнёт проясняться, а сменившийся ветер направит судно к новому рассвету. Не думая, что уже уснёт, Грэгард прилёг, но вскоре незаметно погрузился в трепет дрёмы, унося недавно повисшие на сердце грузность и духоту. Не пролежав так и минуты, юноша встал и тихо вышел из каюты.
А за окном действительно начало проясняться этой удивительно короткой и светлой ночью раннего лета.
Сегодня ночью сон никак не накрывал девушку своим плотным, мягким одеялом. Она постоянно ворочалась, даже сквозь обрывчатую дрёму чувствуя каждое своё движение. А ненадолго провалившись в уже нежданную глубину сна, Таисия проснулась посреди ночи, больше и не пытаясь снова заснуть. Хоть стрелки часов только недавно приблизились к полночной отметке, на небе уже заметно светало.
Девушка села на кровать. Каюту окутывал лёгкий туман холодного света с каждой минутой всё большое проясняющегося дня. В щёлку приоткрытого окна завывал небольшой сквознячок, наполняя помещение прохладой летнего рассвета и тысячами невидимых капель моря, повисших в воздухе далеко вокруг за обозримые горизонты. Таисия думала о доме, о маме, о переплетениях нитей и новых узорах, находя схожими переплетения людских судеб в полотне жизни, об этом невесомом и ласковом рассвете, в который, несмотря на всё произошедшее, несмотря на всё грядущее, ей почему-то стало так тепло и спокойно как никогда раньше. Ещё она думала о Грэгарде…
Неизвестно, сколько бы времени она провела, сидя на кровати, но вскоре, смешавшись воедино с мыслями и воспоминаниями, её вновь окутала пелена на этот раз сладкой дрёмы. Каюта наполнялась всё ещё бледным светом наступающего дня.