– Значит, Пашка интересует, – не спросила, а сказала женщина, делая глубокую затяжку.

– Да, именно он, – кивнул Михаил.

– Надо же. – Она криво усмехнулась, невольно вызвав у парня ассоциацию со своим наставником. – Хотя чего удивительного-то? Дерьмо, как известно, не тонет.

– Прямо так уж и дерьмо?

– А то нет? Ты с ним общался? – Несмотря на разницу в званиях, Вера сразу обратилась к Митькову на «ты», объяснив это тем, что ровесникам не выкает.

– Мы его допрашивали после освобождения из концлагеря.

– Ну, и что скажешь?

Старший лейтенант пожал плечами. В глубине души он был согласен со связисткой, хотя и не знал Захарова настолько хорошо, насколько она. И разделял опасения Юркина. Бывший узник хоть и держался естественно во время беседы, но что-то такое отталкивающее в нем действительно было.

– Не всегда человека узнаешь за пару часов разговора, – уклончиво ответил Михаил.

– Не спорю, – согласилась женщина и выпустила пару колечек дыма. – Но есть такие, у которых на морде написано, кто они и с чем их едят. Вот Пашка из таких как раз. Скользкий, как змея. Вроде бы такой весь из себя правильный, общительный, а приглядишься – гнида. Поэтому я и не удивилась, что он выжил после той заварушки.

– Это когда их разведгруппу накрыли? – уточнил парень.

– Угу. – Младший сержант затушила окурок. – Оттуда тогда живым выполз только Степка Васильев, он у них командиром был. Мы с девчонкой-санитаркой его притащили к врачам, когда он к нам добрался. И то помер Степка через несколько дней от ран. Вот он был настоящий мужик. Как мой покойный муж.

– Это вы уже овдоветь успели? – Глядя на собеседницу, Митьков тоже достал табак и свернул две папиросы. Одну закурил сам, вторую протянул Вере.

Она кивнула и вытащила из кармана гимнастерки спички.

– Мой муж в первые же дни ушел на фронт. А через четыре месяца похоронка пришла. Я месяц ревела, потом подумала, оставила детей тетке, перекрестилась, да и тоже пошла на фронт. Вот, уже не первый год на «передке». Такая вот история.

Старший лейтенант искоса посмотрел на связистку. Несмотря на грубоватую и простоватую манеру общения, она казалась человеком добрым и неглупым. Конечно, Миша понимал ее и выслушал бы рассказы молодой женщины о ее жизни (капитан ему говорил, что надо уметь расположить к себе собеседника), но времени у него было не так много, а его целью было узнать все что можно о Павле Захарове.

– Вера, а что-нибудь о биографии Захарова вы знаете? – мягко спросил он.

– Да какая там биография? – скривилась связистка и сделала большую затяжку. – Неплохой у тебя табачок.

– Повезло разжиться, – улыбнулся парень.

– Да, повезло, – согласилась женщина и тоже улыбнулась. – Знаешь, Пашка, несмотря на то что вроде бы как и общался со всеми, но больно много о себе не рассказывал. У нас-то девки любопытные, знаешь ли. Связистки, санитарки… Война войной, а женское нутро никуда не денешь. Ну, они, естественно, спрашивали его, мол, женат ли, есть ли подружка, и все такое прочее. А Пашка уходил от вопросов. Отговаривался и переводил разговор на другое. Но были же и настырные. Настенка вон, царствие ей небесное, та мужиков страсть как любила. И решила Пашку захомутать. Я еще смеялась над ней, мол, получше никого не нашла? Так она вызнала, что тот еще до войны был женат, да развелся. А еще где-то услышала, что фамилия у него не его, а женушки бывшей.

– Да ладно, – прищурился Митьков.

– Вот как есть тебе говорю. С ее слов, конечно.

– И какая же у него раньше фамилия была?

– А черт его знает. Вот это Настенка узнать не смогла. Еще. – Вера пощелкала пальцами. – Вот что он всем говорил, так это то, что сам из Ростова, кажется. Оттуда на фронт ушел. Но у нас ребята-то есть с тех краев. Так они сразу раскусили, что Пашка не ростовский. Из других мест он. А в Ростове пришлый был.