А ведь с Нового года ему творилось прекрасно. Что случилось за эту неделю? Подкрался творческий кризис? Сглазила восторженная Лялька? Или…

Или во всём виноваты мыши?

Влад скрипнул зубами. Он знал – работая над заявленной книгой, нельзя отвлекаться. Особенно на мелочи и пустяки.

Но разве это пустяк? Как серохвостая погань ухитрилась сожрать приманку и не попасться? Утром в ловушках, кроме монет, ничего не было, хотя Влад с Лялькой в тягостном молчании рассмотрели банки со всех ракурсов.

«Наплевать!» – разозлился Влад.

Лялька уже новые ловушки сделала. Да ещё для верности раскидала по квартире листья мяты и лавра, отпугивающие мышей.

Так что рано или поздно нежеланные квартиранты – все до единого! – попадутся, как миленькие.

И Влад, наперекор мышам и кризисам, замолотил по клавишам.

За спиной стукнули набойки – боясь грызунов, Лялька носила туфли на платформе – и на столе возникли выпечка и кружка ароматного кофе.

Благодарно улыбнувшись, Влад потянулся к печенью. Надкусил и, морщась, отложил в сторону. Невероятно! Чтобы у его солнышка – да что-то подгорело? Борясь с послевкусием, он схватил кружку, ополовинил двумя глотками…

– Ляль, чёрт тебя дери! – закашлялся он. – Ты чего налила? Кефира?

Девушка наклонилась, понюхала кофе и всплеснула руками.

– Котечка, это было молоко!

– Когда? Сто лет в обед?

– Ещё вчера! Просто оно скисло!

– Скисло? – удивился Влад. – Стерилизованное? Зимой? В холодильнике?

– Стерилизованное! Зимой! В холодильнике! – Каждое слово сопровождал решительный кивок. – А чего ему не скиснуть, если…

– Если?.. Если – что?

Лялька сжала кулачок до белизны в костяшках и грохнула по столу так, что подпрыгнула кружка.

– Мыши в доме, вот что! – баюкая руку, всхлипнула она. – Из-за них всё наперекосяк!

Влад едва не расхохотался. Но тотчас вспомнил, что у самого работа не клеится. А Лялька чем хуже? Она, может, ещё острее это безобразие воспринимает!

Притянув к себе любимую, он перецеловал пальчики ушибленной руки.

– Солнышко, вот увидишь, мы эту заразу переловим!

– Честно-честно? – недоверчиво переспросила Лялька.

– Честное писательское! И не будет больше ни молоко киснуть, ни печенье пригорать. Ни книга стопориться…

– Ой, котечка! – Лялька чмокнула его в макушку. – Тебе не пишется?

– Никак просто, – признался он. – Но как только…

Дзынь! Хлоп! Ба-бах!

Трижды вздрогнув от звона стекла на кухне, Влад с Лялькой переглянулись и сорвались с мест. В дверном проёме они замерли, не веря своим глазам.

Впрочем, чужим бы тоже не поверили.

Ловушки – на полу, столе и полке – были разбиты. На крышке сахарницы, попирая укатившуюся монету, сидела их старая знакомая с отметиной на лбу и жадно грызла печенье. Видно, возвращение из мусорного контейнера далось ей нелегко. Мята, запах которой якобы не переносили мыши, ничуть ей не мешала. Более того – съев печенюшку, мышь, как заправский гурман, закусила подвядшим листиком.

– Да я т-тебя! – Лялька вдруг схватила сковороду и запустила в нахалку.

Нахалка с торчащей из пасти мятой подпрыгнула и нырнула за шкаф. Сахарница, рассыпая белый песок, загалопировала по кухне.

Влад остолбенел. Его нежное и трепетное сокровище до сего дня не превращало квартиру в поле боя.

Когда разгневанная муза примерилась к банке варенья, Влад вышел из ступора.

– Тише, солнышко, тише…

Лялька сопела и вырывалась, но Влад крепко держал её.

– Ну я так не могу, котечка! – едва не расплакалась она. – Не могу, понимаешь? Я, значит, сало в ловушку! А она, значит, сидит и смотрит?

Словно порывом ветра, из кабинета донесло женский голос:

– На подоконнике сидит мышь. Она смотрит в облака…