– Ты серьёзно хочешь помочь? – спросил бывший лётчик.
Жора быстро кивнул, заверив это подобострастным взглядом, не сводя его с хозяина.
– Очень хорошо, тогда значит, я привезу мать с рынка, а после обеда, часа в два, она будет на даче, вот ей и помоги. Это ты ловко придумал, молодец! Я в этом кое-что шуруплю, значит, поговори с ней по душам…
– Что вы там шепчетесь? – с недоумённой улыбкой спросила Марина, подойдя ближе к отцу и своему суженому. Сейчас она была несказанно рада, что Жopa сумел заронить отцу симпатию. Причём он ей недавно сказал, что её кавалер, по-видимому, добряк, но малый дюже шустрый. Это качество его супруга ценила в людях весьма высоко, признавая житейскую хватку.
Родион Степанович, скосив глаза на дочь, хитровато вымолвил:
– Это у нас мужской разговор.
– Что-то быстро вы нашли общий язык? – шутливо заметила Марина, и открыто этому радуясь.
– Мы же не вздорные бабы! – отчеканил отец.
И, моргнув Жоре, пропустил мимо себя дочь, он удалился вглубь комнаты, уступив ей кавалера.
Родион Степанович, ценный совет дочери – поговорить с матерью о Жоре, выполнил, когда вёз супругу с рынка. В такой момент у неё выдавалось хорошее настроение, особенно после удачной торговли.
– У нас вполне взрослая дочь, – начал он без подготовки, как будто спрашивая у неё, так ли она думает.
– Ты что-то намерен сказать? – уставилась супруга.
– Надо бы с ней и обходиться соответственно, а то обижается… – продолжал он.
– А ты откуда знаешь?
– Вероника, я же не слепой?
– Да ты никогда о ней не интересовался! – упрекнула она с удивлением супруга, вдруг выказавшего заботу о дочери.
– Плохо же ты видишь, как мне не болеть о её судьбе, кому печься о ней, за её счастье, как не мне! Вот моя просьба: сними с Марины свои кандалы.
– Какие кандалы, позволь знать? – возмутилась сильно она.
– Неужели ты думаешь, без твоей опеки, она не поступит в институт?
– Когда не будет возле неё Жорки – поступит! В своё время, я тоже мечтала учиться, но я была глупой, поверила твоим обещаниям, – завопила Вероника Устиновна, – и по твоей милости осталась ни с чем. Ты хотел ребёнка, а после было не до того…
– Кто хочет учиться – того сам чёрт не собьёт!
– Вот что, Родион, в мои дела хоть теперь не вмешивайся, я без тебя разберусь, что к чему.
Надо сказать, Вероника Устиновна перед дочерью благоговела, любила её без памяти, готовая была отдавать ей всё, только бы Марина исполняла выдвигаемые ею требования, направленные на благополучие дочери. Может, поэтому она казалась чересчур строгой, и воспринималась со стороны бесчувственной тиранкой? Хотя не обделена была и здравомыслием, когда надо могла пойти дочери на свои уступки. Иногда её затопляла жалость оттого, что часто лишала Марину уличных удовольствий, загоняя с улицы рано домой. Что же она, не видела в ней проснувшегося интереса к молодым людям? В связи с чем она по-своему старалась поучать дочь как нужно уметь разбираться в мужчинах и находить среди них самого достойного, с хорошим общественным положением. Но прежде чем это произойдёт, необходимо самой подготовить для этого события почву, коей в понятии Вероники Устиновны являлось получение образования. Вот поэтому, всемерно ограждая Марину от уличного влияния, она была убеждена, что это делает исключительно из любви и для блага дочери, которая её старания позже, когда с её посильной помощью встанет прочно, на ноги. И как раз об этом она сказала мужу, что не позволит ей совершить ошибку, увлекшейся Жоркой.
– А ты не подумала, что она может потерять своё счастье?
– Жорку ты называешь счастьем? Не смеши, да его видно, что он вертопрах! – нажимала убеждённо она, приходя в нешуточный гнев.