Она так и сделала, но когда он ринулся к ней, чтобы её обнять, испытывая в душе к девушке бурные чувства, её холодное спокойствие огорчило Жору. Хотя он отнюдь не ведал, как было велико у девушки желание самой кинуться к нему в объятия.

Пока они шли к остановке, Жора коротко рассказал ей о том, что делал дома и как по ней тосковал, и даже о том, как обмолвился родителям о своей возможно скорой женитьбе. Она слушала его внимательно, последние слова ухажера дали ей понять, что он не на шутку ею увлечён. В свой черёд Марина не преминула поведать о своём разговоре с матерью. Разумеется, её нелицеприятный отзыв о нём, она навсегда опустила в архив своей памяти. Но он уже и сам вполне сознавал, что Вероника Устиновна довольно крепкий орешек.

– Ничего, я что-нибудь придумаю, из всякого положения есть выход, и я обязательно его найду.

– Навряд ли, она спит и видит меня учёной, так что не пытайся. Я может, как-нибудь сама…

– Плохо, что ты сомневаешься в моих способностях, – отчеканил он приподнято и быстро чмокнул её в щеку. Его смелость её так поразила, что сперва она смутилась, но в следующую секунду Марина улыбнулась и слабо погрозила пальчиком. Но он вёл себя так, точно ничего не случилось.

Как ни странно, его самоуверенный тон она восприняла с облегчением. Ей и в самом деле подумалось, что он способен предпринять нечто решительное. И тогда мать правильно воспримет её возлюбленного, и предоставит им самим решать свою судьбу.

А пока они встречались украдкой, что открытому нраву Жоры очень претило, он вообще не любил какие-либо препятствия, которые ему мешали в достижении намеченной цели…

Через какой-то час Вероника Устиновна с осанкой величавого спокойствия, вышла на улицу, обозревая пространство вдоль домов, и по направлению к дороге, а также по проулку между дачными усадьбами, зорким оком высматривая свою ненаглядную дочь. Те самые девочки, в обществе которых была недавно Марина, играли на площадке в волейбол. Вероника Устиновна обратилась к ним, не видели ли они Марину, на что девочки заговорщицки ответили, причём между собой пересмеиваясь, что они ничего не знают, чем только донельзя возмутили женщину…

В это время Жора держал Марину за руку и жалобным тоном упрашивал побыть с ним хотя бы ещё пять минут. Но уже минуло в три раза больше означенного им времени от того мгновения, когда Марина сообщила ему в первый раз, что ей пора быть дома, не то мать кинется искать, в чём, впрочем, ей было нелегко перед ним сознаться.

Наконец в Жоре заговорил голос рассудка, действительно, как бы он не породил у её матери своим необдуманным поступком образ оголтелого выскочки, мол, не по себе гнёт палку. Хорошо, что он уже имеет представление о наместнице ему в тёщи, и даже о том, какие у неё могут возникнуть в связи с этим к нему претензии. Надо себя так суметь поставить, чтобы полностью соответствовать её взгляду на будущего зятя. С этим лукавым замыслом, не высказанным возлюбленной вслух, он отпустил девушку, издав проникновенно-печальный вздох. И в последний момент не удержался прибавить ей, что вот она ещё не ушла, а он безнадёжно начинает уже по ней скучать и не чает, когда наступит завтрашний день, и он будет ждать её на этом же месте.

Марина заявилась домой, как раз в тот момент, когда Вероника Устиновна терпеливо ждала её на улице. Она не стала её расспрашивать о том, где была до этих пор дочь, выразив лишь только недовольство по поводу того, что мать уже изрядно переволновалась, дав этим понять, чтобы в следующий раз такое своеволие больше не повторилось. Говоря это, Вероника Устиновна непроизвольно бросала красноречивый взор на окна Карповых, исподволь надеясь, что дочь поймёт – мать вовсе не дура и знает, где она столько времени пропадала.