Вместо этого Лин покачала головой.

– Дело в том, что он сказал. Что даже мой народ не хочет, чтобы я была врачом.

Мариам смотрела на нее с сочувствием. Она знала лучше, чем кто-либо другой, как отчаянно Лин боролась за право получить образование, с каким трудом ей удалось уговорить старейшин Солта позволить ей, женщине, изучать медицину. В конце концов ей дали разрешение – просто они не верили в то, что она сдаст экзамен на врача. И до сих пор Мариам доставляло удовольствие вспоминать о том, что оценки у Лин оказались выше, чем у остальных студентов, мужчин.

– Не все в Солте так думают, Лин. Многие хотели, чтобы у тебя получилось. И подумай: насколько легче теперь будет другим девушкам, которые захотят изучать медицину. Ты проложила дорогу остальным. Не обращай внимания на недоброжелателей.

Эта идея понравилась Лин. Было бы неплохо, если бы в Солте появились другие женщины-врачи. Врачи, с которыми она могла бы обмениваться знаниями, обсуждать пациентов, методы лечения. Муж-чины-асияр игнорировали ее. Она надеялась, что они примут ее в свою среду после того, как она сдаст экзамены, но даже после первого года практики их отношение не изменилось. Женщине, по их мнению, нечего делать в медицине, независимо от того, хороший она врач или нет.

– Я изо всех сил постараюсь не обращать на них внимания, – сказала Лин. – Я ужасно упрямая.

– О да. Ты такая же упрямая, как твой дед.

Лин обычно возражала, когда ее сравнивали с Майешем, но они как раз подошли к зданию Библиотеки Корвиниана, Большой библиотеки, и шум голосов помешал ей ответить.

Библиотека, построенная двести лет назад королем Эстиеном IV, была сравнительно новым зданием в квартале. Сегодня ее каменные двери были закрыты, но широкий двор, вымощенный мраморными плитами, полнился людьми. Эстиен, покровитель философов, когда-то повелел воздвигнуть во дворе библиотеки несколько мраморных пьедесталов для тех, кто желает выступить. Любой гражданин Кастеллана имел право, забравшись на мраморный куб, произнести речь на избранную тему, и его запрещено было арестовывать за нарушение общественного порядка – пока он не слезал с постамента.

Но, разумеется, не существовало закона, обязывающего граждан слушать эти речи, так что выступающие вынуждены были орать во все горло.

Высокая молодая женщина в плаще с зеленой подкладкой, какие носили студенты, изучающие естественные науки, кричала что-то насчет несправедливости руководства Академии: иностранные студенты платили за жилье, в то время как граждане Кастеллана жили в пансионах бесплатно. Девушку освистали – впрочем, не слишком громко – какие-то пьяные студенты, распевавшие непристойную версию государственного гимна Кастеллана.

Поблизости светловолосый молодой человек в куртке, застегнутой на все пуговицы, во весь голос обличал монархию. Это вызвало интерес у слушателей, поскольку критика королевской семьи была делом опасным. В основном в Академии учились дети купцов и цеховых мастеров, лавочников и владельцев торговых судов. Аристократы нанимали своим детям частных учителей, предпочитая не отдавать их в бесплатный университет. И все же преданность короне и благородным семьям была у них в крови.

– Эй! Эй ты! – крикнул кто-то, и блондин вопросительно приподнял бровь. – Я только что видел Бдительных за углом. Тебе лучше исчезнуть, если не хочешь оказаться в брюхе у крокодила.

Молодой человек поклонился в знак благодарности и, спрыгнув с мраморного пьедестала, растворился в толпе.

Мариам нахмурилась.

– Мне кажется, на самом деле никто за ним не придет.

Лин сердито огляделась, но нельзя было понять, кто прогнал противника монархии. Однако тени становились длиннее, и солнце скрылось за зданием Большой библиотеки – нельзя было здесь задерживаться.