Но когда молодость миновала, я и оглянуться не успел, как все обзавелись жёнами, кроме меня.

После вчерашнего разговора с братом я как-то резко, в один момент, прозрел и увидел, чем он обладает, и понял, что провёл лучшие годы жизни в погоне за невозможным. А теперь мне уже поздно что-либо менять. Остались лишь сожаления. У Генри замечательная жена и собственная студия звукозаписи, а у меня в руках – пшик, туман, мираж. Одни слова о возможной достойной жизни в отдалённом будущем. Однако даже после всего этого я пока не готов присоединиться к нему. Может, через пару месяцев. Всё же я не теряю надежды и продолжаю грезить о славе и известности.

Если бы кто-нибудь, пока я сидел на лавочке, размышляя обо всём этом, убедил меня, что не нужно желать большего, потому что к добру это не приведёт, я бы ему не поверил. Я бы не послушался, если бы мне сказали заново переоценить то, чем я владею. Если мог бы кто-нибудь остановить меня, предупредить – не проявляй любопытства, не ходи за тем, что так заманчиво и лишь кажется лёгким, тогда зло, нависшее над тобой, отступит… Но этого не произошло. Я уже был во власти рока. Так началась моя стремительная направленность к неизбежному.

Я шёл по набережной и думал о том, почему же моя жизнь сложилась так неудачно. Видит небо, в этом не было моей вины. Такова была моя судьба, что другие получали всё, что хотели, но только не я. Я много работал, но собственными силами не мог достичь того, что было для меня так желанно. Я не хотел и дальше оставаться обыкновенным человеком, прожить свою жизнь в безвестности. Я грезил о славе, желая всю душу отдать искусству, но во мне никто не нуждался. Мне было мучительно приходить в театр как простому зрителю, но я всякий раз продолжал это делать. Я вслушивался в аплодисменты и представлял, что рукоплещут мне, что я – тот самый герой, который так безупречен на сцене и заставляет публику безутешно рыдать либо безудержно смеяться. Я просто не мог не приходить туда, где навечно поселилось моё сердце.

Такие невесёлые думы помещались в моей голове, пока я удалялся от доков. Утро было необычайно солнечное, но в моей душе царил беспросветный мрак. Все уже ушли на работу, так что людей на улицах было крайне мало. Около одной постройки я наткнулся на прохожего, который буквально буравил меня взглядом, так что у меня по коже даже пробежала мелкая дрожь. Я не мог сказать, что от выражения его лица передавалось неприятное впечатление всей его фигуре, но от всего облика веяло какой-то необычайной силой. Он было одет во всё чёрное и, как мне показалось, в старомодную одежду. Я быстро миновал его, ведь он стоял на противоположной стороне тротуара через дорогу, но потом всё же оглянулся. Снова захотелось взглянуть на его причудливый облик и сурово сдвинутые брови. Но на том месте уже никого не было. Я пожал плечами. Чудики часто встречались в моей жизни, и моя натура давно уже перестала удивляться чьему-либо поведению.

Я бродил безо всякой определённой цели по улицам, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок после вчерашнего полного неудач дня. Я хотел казаться себе этаким неунывающим болванчиком. По моим губам скользнула улыбка. Талантливый актёр порой может обмануть самого себя. В какой-то момент я поднял голову и снова наткнулся на того человека в чёрном. Он опять стоял на противоположном конце улицы через дорогу и, не таясь, разглядывал меня во все глаза. Шестое чувство шепнуло мне, что это не случайно. Этот старик следил за мной намеренно. Я был не из робкого десятка, но внезапно мне стало до жути не по себе. Я двинулся дальше, ускорившись и не желая оглядываться. Что может от меня хотеть подобный человек, задавался я вопросом. От этого незнакомца так и веяло потусторонним. Несмотря на жаркую погоду, меня пробрал озноб.