– Сложно сказать точно. Это может быть кто-то из них, а может быть что-то вроде единого духа их общей любви к тебе, как бы глупо это ни звучало. Духа, который хочет тебя от чего-то уберечь, что-то показать. Поэтому ляг в той комнате. И дойди до нужного места.

– Хорошо. Попробую так сделать. А как можно определить, кто пробирается в мою голову?

– Есть одна не совсем простая практика, как осознанные сновидения. В двух словах – если поймёшь, что находишься во сне, то, возможно, поймёшь, кто и куда тебя ведёт.

– А вдруг это дьявол?

Алёна изрекла страшное слово, в детстве боясь его произносить. Ей казалось, что так ты взываешь к нему, к бесу, к тёмному ангелу, и даже шутливо обронённый «чёрт» сразу же норовит выпрыгнуть из чернотени, чтобы начать чинить козни.

Вова с неприкрытой иронией посмотрел на нее:

– Алёна, на этой планете нет существа страшнее человека. Имя сатане – человек.

– Ты назвал меня по имени, такое бывает редко, – быстро переключилась с суеверий на приятную явь она.

– Ну… Иногда можно себе такое позволить. Могу называть тебя пупсиком.

Вова по-киношному мигнул глазом.

– Деткой лучше тогда уж. Как раньше.

Алёна не менее артистично мигнула в ответ.

– Хорошо, детка.

– А может, это брат? Ты говорил, что нам снились одинаковые сны, из-за того, что он по ночам лез в моё подсознание.

– Он это по незнанке делал, а сейчас он уже в курсе, кто он.

– Тогда остаётся проекция?

– Может, она. Может, нет. Тут могут быть варианты.

Алёна на секунду задумалась над мотивацией своей некой абстрактно-ощутимой части. Злонамерение или добронамерение может вести её?

– А ты можешь проникать в сознание спящих?

– Могу. Но здесь вопрос в том, как нужно в него попасть. Бодрствуя попасть в сознание, что чуть сложнее, или, заснув, через осознанные сновидения попасть в подсознание другого спящего, – мудрёно объяснял Вова.

– А ты владеешь осознанными?

– Немного. Но это довольно опасная практика, можно разучиться видеть простые сны или вообще по итогу лишиться сновидений.

– Ну разок-то можно, – убеждала Алёна, по-свойски подтолкнув Вову локотком.

– Можно. Но для этого нужно снова спать вместе.

– Неужели? А с расстояния нельзя? – нотки иронии в Алёнином голосе зазвучали мажором.

– Ты путаешь спать и переспать, детка. А рядом нужно быть, потому как биополе, если говорить по-простому, не действует на километры. Нужно быть в одной комнате в идеале. Максимум в соседних.

– Тяжело быть медиумом. Нужно спать с людьми, – довольная сказанной фразой Алёна, закрыв глаза, запрокинула голову, вслушиваясь в тонкую нить эмоции поющего откуда-то снизу голоса, скрашивающего отступающее тепло.

– Ты первая об этом просишь. Но говоришь это так, как будто никогда не спала с кем-то в одной комнате.

– Бывало даже очень близко, – Алёна томно прикусила блестящую нижнюю губу. – Когда начнём?

– В ночь с четверга на пятницу. И это не шутка. Но сначала обсуди это с братом.

– Тебе важно его мнение? Мнение умершего человека?

– А должно быть иначе?

– Ты настоящий гусар, Вова. Обсужу. А может, ты уже тогда, у тебя дома, смотрел мои сны? – заподозрила Алёна, сузив прищуром красоту глаз.

– Ты про кокаиновую оргию на яхте? А не, стой… Это же был мой сон, – махнул рукой Вова, улыбаясь.

– Дурак, – рассмеялась она совершенно по-юношески. – Может, как раз найдём ту дверь, что отопрёт твой ключик-колючик.

– Может быть.

Алёна обернулась. Далеко позади непогода взбивала подушку неба, набитую свинцовыми тучами. Ночью быть дождю. Быть настоящей осени. Быть хандре, завёрнутой в плед и пьющей чай с лимоном, почитывающей любовный роман с грустным концом.