Для того, чтобы понять, насколько это важно, расскажу одну историю. Один китайский скульптор часто преподносит в дар разным городам, созданные им скульптуры Конфуция, чтобы люди всего мира знали о великом философе. Но в России возникла проблема с оформлением на таможне, потому что бронзовая скульптура весила около пяти тонн, и, возможно, кому-то понадобилось провернуть аферу с металлом. В любом случае, власти предложили провезти ее как «5 тонн лома бронзы». Казалось бы все прекрасно: формальности соблюдены, разрешение получено… Но скульптор отказался, поскольку увидел в таком подходе неуважение к великому Учителю.

Обидчивость – тоже один из признаков конформиста, который выстраивает себе в голове образ, который «должен быть», к которому привешивает ярлык, как к нему должны относиться. Некоторые зоологи считают, что животные не умеют обижаться, но на мой взгляд – это самая животная функция, правда, доступная лишь высшим видам. Ведь чтобы обижаться, достаточно иметь зачатки мышления, позволяющие выстроить привычный шаблон, а потом продемонстрировать эмоцию негодования по поводу нарушения этого шаблона. Ни критическое мышление, ни учет обстоятельств, ни прогнозирование здесь особенно не нужны, их заменяет чувство собственной важности, основанная на потребности в доминантности и безопасности. Безопасность срабатывает в первую очередь, поскольку для того, кто мыслит в рамках идеологии, сомневающийся в шаблоне не просто не соблюдает какие-то там условности, а рушит основы их мироздания! Самое страшное последствие такого нарушения для коллективиста: «а если все так будут делать?!». Он сразу проецирует единичный случай на общество, и у него перед глазами уже мировая катастрофа. Именно поэтому там существуют очень жестокие наказания и неадекватные законы. Относительно жестокости, до которой может дойти человек, просто потому что ему говорят «таковы правила», прекрасно рассказывает эксперимент Милгрэма, о котором мы уже говорили в Первой части книги. Ни мольбы жертв, ни риск смертельного исхода, ни объективные данные не влияли на решение конформистов, находившихся под влиянием авторитетов.

При этом на практике, если дело касается действительно серьезных нарушений социальных договоренностей, совершенно неприемлемых в индивидуалистическом обществе вроде воровства, коррупции или протекционизма, большинство проблем решаются полюбовно – «свои люди, сочтемся», а роль наказаний больше показательная. Эмоциональная стабильность конформистов регулируется либо подарками в виде угощений, взяток, праздников и т.п., либо жестким этикетом. Коллективист живет по принципу «если не разрешено, значит запрещено», что мешает ему развиваться и создавать новое. Коллективистское общество, как правило, ориентировано на производство множества однотипной дешевой продукции низкого качества. Но по мере роста индивидуализма, становится выгоднее торговать высокотехнологичной и дорогой продукцией. Это происходило с Европой в период Ренессанса, когда появились мастера Высшей школы, которых в мире один на миллион.

Теперь главное: лошади, как и мы, во многом коллективисты, и они невероятно чувствительны к эмоциям! Мало кто представляет, насколько тонко лошадь, особенно в возбужденном состоянии, способна считывать малейшие изменения в теле, взгляде, дыхании человека. Вы даже еще толком не подумали, в вас лишь промелькнуло какое-то намерение, желание, опасение, обрывок видения, а лошадь уже увидела его, как дорогу на карте. Как для любого коллективиста, для нее эмоциональный фон крайне важен и при общении, и при обучении. Это первый уровень коллективизма, доступный в небольших группах, вроде кочевых племен индейцев, которые идеально понимали лошадей.